Поэтому наши семьи изо всех сил старались защитить тебя и брата. Поэтому твой отец все эти годы служил Всевидящей Матери, которая даже помыслить не может, что в ее руках оказалось одна половинка наследия Проклятого. Для нее твой брат — всего лишь сын мятежника, способного пошатнуть ее власть. Но он и ты — намного большее, и ваши жизни стоят не меньше любой названой цены, как бы велика она не была.
Ты и твой брат — сосредоточие и воплощение силы, накапливавшейся тысячелетиями; силы, которая берет свой исток из Первого мага, ступившего на землю, и прозванного Проклятым. Таков мой ответ на твой вопрос.
Глава 10. Мятеж
Морозный ночной ветер задувал в открытое окно лунный свет, наполняя занавесь своим дыханием и холодя распахнутые шторы. Резная дверь отворилась за мгновение до того, как Люфир постучал.
— К тебе теперь и вовсе не подобраться незамеченным? — с улыбкой спросил девушку лучник, заходя в комнату. Оника тихо притворила дверь за полуночным гостем, закрыв на щеколду. Юноша поежился, посмотрев на открытое окно, а затем на обживший каминное ложе огонь. Даже ярко разгоревшемуся пламени не удавалось изгнать из комнаты холод осенней ночи. — Летние дни давно прошли.
Люфир прошел к окну, чтобы притворить высокие звенящие тонкими стеклами створки. Снаружи дрожала обмерзшими ветвями старая груша.
— Оставь, — попросила Оника, забираясь на кровать и кутаясь в шерстяной плед. Люфир с сомнением посмотрел на девушку и оставил окно открытым, лишь плотно задернув шторы.
— Беседа с Сайлом была содержательной, как я погляжу, — произнес он, опустившись на кровать рядом с Оникой, поспешившей умоститься у его плеча.
— Более чем, — подтвердила она и погрузилась в долгий пересказ разговора с дедом. Люфир слушал, не перебивая и не задавая вопросов, до самого конца.
— И подумать не мог, что буду удостоен такой чести дважды: сперва, став воспитанником Командора, а затем и избранником…, — в задумчивости произнес Люфир и посмотрел на девушку, когда та замолчала.
— Не говори ерунды. Что за глупость: воздавать почести и хулить людей за деяния их предков?
— На этом построена Церковь и стоит она не одно столетие. Что-то ты сама на себя не похожа, — Люфир провел пальцами по волосам девушки.
— Всего лишь устала. От этого бесконечного дня, начавшегося, когда я решила оставить дом и отправиться в Этварк. Проведя всю жизнь под опекой Сайла и Орлеи, в стенах особняка полного роскоши и уюта, вдали от тревог мира, я даже не представляла, что меня ждет за пределами родной деревни.
— Мне кажется, что ты замечательно справилась с переменой мира вокруг.
— А что оставалось делать? Если ты опрометчиво бросаешься с обрыва в море, закрой рот и плыви. Толку в жалобах и сожалениях?
— Этот твой хваленый самоконтроль, — лучник улыбнулся. — Я думал, он работает только во время сражения.
— Так и есть. Но сражение — это не только бой с осязаемым и видимым противником. К такому меня готовили с самого детства. А вот битву с самим собой, когда со всех сторон окружает неизвестность и враждебность, разум переполняют сомнения, а каждый выбор стоит безопасности или даже жизни, мне пришлось вести впервые. Возможно, когда-то я и привыкну к этому — мне придется. Но сейчас я скучаю по согретым близким солнцем дням, когда можно было просто лечь на траву у водопада и не думать ни о чем. Как ни крути, я выросла в этом месте, и тут мой дом, хоть, по всей видимости, у меня не получится спрятаться здесь до конца своих дней. И права такого у меня нет.
— Не мучь себя такими мыслями понапрасну. Вся моя сознательная жизнь прошла в Ордене Смиренных, но, право, глаза б мои его не видели, — Люфир усмехнулся в ответ на непонимание на лице девушки. — Ты же знаешь, что я недолюбливаю магов Ордена. Я мог дышать спокойно только во время редких визитов в твой дом и когда Командор брал меня в свои походы. Слава Небесам, это случалось довольно часто, и почти всегда нам не требовалось присутствие кого-то еще из Ордена.
Пламя хрустело поленьями в камине, и ветер трепал шторы, то впуская в комнату тонкий луч белесого света, то скрадывая его в складках тяжелой ткани. В саду кричала сова, сея тревогу в слушающих ее деревьях и камнях.
— Значит, мятеж, — отстраненно произнес лучник и протяжно посмотрел в окно. — Мне пора возвращаться в свою комнату. Я и так не выполнил просьбу Орлеи оставаться у себя. Она просила об этом нас троих, но вряд ли Фьорду и Мелиссе взбрело бы в голову разгуливать ночью по особняку. Уверен, ее слова предназначались именно мне.
— Я не хочу сегодня оставаться одна. Здесь холодно, — Оника остановила лучника, когда тот намерился уходить.
— Потому что ты оставила окно открытым, — во взгляде девушки Люфир прочел, что сделала она это специально. Оставив Онику на кровати саму, юноша закрыл окно, задвинув щеколду, чтобы разгулявшийся ветер не открыл его вновь.
В эту ночь из комнаты наследницы семьи Фьюриен никто не вышел.
Запах горячих оладий с яблочным вареньем доверху заполнил столовую особняка, забираясь в нос сидящих в резных креслах с высокими спинками четы Фьюриен и Люфира. Оника опаздывала к завтраку, решив насладиться всеми преимуществами нахождения дома, и уже больше часа после пробуждения пребывала в ванной комнате. Фьорд с Мелиссой тоже не спешили спускаться вниз, то ли не сообразив, что означал стройный звон колокольчика, то ли слишком занятые изучением всего, что подворачивалось им под руку. Дом децемвира, в котором магам довелось жить пару месяцев, отличался аскетической пустотой, тогда как особняк Фьюриен был до отвала набит старинной мебелью и всяческой утварью, самозабвенно стаскиваемой в родную обитель десятками поколений. На стенах теснились картины и гобелены, а шкафы у стен ломились от всевозможных украшений и антикварной посуды.
Так, Люфир оказался единственным, кому был безразличен стиснувший его со всех сторон комфорт, и кто подоспел к завтраку вовремя. По этой же причине он оказался всецело во власти буравящего взгляда Орлеи, губы которой растянулись в приветливой улыбке. Взгляд хозяйки дома то и дело касался алого шрама на лбу юноши.
— Я верен Командору, но не Ордену Смиренных. Пожалуйста, не нужно на меня так смотреть, — сказал лучник, решив рассеять напряженную атмосферу. В ответ на его слова Орлея резко встала, обронив под стол улыбку, и с гордой осанкой покинула столовую.
— Эх, кажется, будто мир изменился всего за одну ночь. А ведь он остался прежним, — это мы хотели и верили в созданную нами же иллюзию, — Сайл хлопнул ладонями по коленям и с молодецкой улыбкой посмотрел на Люфира, имевшего совершенно несчастный вид. — Оника все тебе рассказала, так? Порой она бывает до неузнаваемости своевольной: если вобьет себе что-то в голову, пиши пропало. Это у нее от отца.
— Я совершенно не хотел оскорбить…, — растеряно произнес лучник, смотря в дверной проем, где исчезла женщина.
— Ты про Орлею? Не переживай, парень, ты просто поставил не на то, — Сайл улыбнулся шире, увидев непонимание на лице лучника. — Моя супруга не очень хорошо относиться к Фардну. Так уж вышло. Я и сам, наверное, виноват в этом. Много лет назад она была куда мягче и снисходительнее. Когда мы встретились, она, прекрасной юной девушкой, гонялась за бабочками и собирала полевые цветы. Я рассказал ей о своей связи с Первым магом только, когда родилась наша дочь. Она не разговаривала со мной почти неделю! А после относилась к наследию Проклятого бережнее, чем кто-либо. Она была прекрасной матерью, терпеливой и внимательной, и воспитала чудесную девочку — воплощение чистоты и добра — освещавшую своим присутствием все вокруг. Наша дочь росла в любви и заботе, не зная ни гонений со стороны Церкви, ни нищенствования и тяжелого труда, постигших большинство магов. Таких девушек, взлелеянных и обласканных, часто тянет к своенравным и необузданным юношам, каким в те годы был Фардн. Наша семья тогда жила в Этварке, да-да, на самом виду у Церкви, и чувствовала себя в этой среде не менее безопасно, чем сейчас в этом доме.