– Царя слабого, безвольного свергли. Нет, правительство получили себе такое же во главе с болтуном всея России! За что России такое наказание? Он дождётся: его большевики пристрелят. Они ребята серьёзные, они болтать не будут! Ленин у них фанатик, он своего добьётся. Умный, расчётливый и твёрдый как кремень, этот Ленин.
– Говорят, что он трусливый, – сказал Добрынский.
– Кто? Ленин? Пустое, – отмахнулся Родионов.
– Говорят, Половцев гонял его в прошлом месяце по всему Питеру.
– Гонял, да не догнал. Умный человек, если не может справиться с угрозой, от неё уходит. Это не трусость. Врага опасно недооценивать, тем более, такого как Ленин!
– Как же спасти его? – сказал Львов
– Кого спасти? – не понял Родионов.
– Керенского. Вы же сами сказали, Иван Александрович, что большевики его могут убить.
– Как? – развёл руками Родионов. – Только в союзе с Корниловым. Пусть даже в подчинённом положении.
– Он согласиться. Я немедленно иду к Корнилову. Прямо сейчас.
Но «прямо сейчас» Корнилов не принял Львова.
– Уже поздно, Владимир Николаевич, – устало сказал Корнилов. – Давайте завтра на свежую голову.
Утром в 10 часов Львов был в кабинете Корнилова. В углу на стуле, стараясь быть незаметным, пристроился адъютант Завойко.
– Прежде всего, Владимир Николаевич, – сказал Корнилов, – кто вас уполномочил? Кого вы представляете?
– Я от Керенского.
Корнилов нахмурился:
– Так. Хорошо. Внимательно слушаю вас, Владимир Николаевич.
– Я имею честь сделать вам предложение, Лавр Георгиевич. Напрасно думают, что Керенский дорожит своим местом. Отнюдь. Если, по вашему мнению, дальнейшее участие Александра Фёдоровича в управлении страной не даст необходимой твёрдости и силы, то он готов выйти из состава правительства. Но власть должна быть законно передана из рук в руки. Власть не должна быть захвачена! Если же вы его поддержите, он готов продолжать работу. Керенский пойдёт на реорганизацию правительства в том смысле, что бы привлечь к управлению все общественные элементы. Вот вам моё предложение, генерал.
Корнилов тяжело посмотрел на Львова и заговорил спокойным твёрдым голосом:
– Положение в стране архи тяжёлое. Немцы взяли Ригу, а это прямой путь на Петроград. По сведениям контрразведки большевики готовят восстание с целью захвата власти. А действия большевиков на руку немцам. В стране разруха, полная анархия. По моему глубокому убеждению, единственным выходом из тяжёлого положения является установление военной диктатуры и немедленного объявления в стране военного положения. Дальше медлить нельзя! Да! В виду грозной опасности, надвигающейся на Россию, я не вижу другого выхода, как немедленная передача власти Верховным правителем Верховному главнокомандующему.
– Всей власти? – с тревогой спросил Львов. – Или только военной?
– Всей! И военной и гражданской.
– И гражданской?
– И гражданской – твёрдо ответил Корнилов.
– Но Керенского вознёс революционный народ! Что скажет он?
Корнилов посмотрел на него задумчиво и произнёс несколько фраз на не знакомом языке.
– Простите, генерал.
– Это на фарси, – сказал Корнилов и тут же поправился, – на персидском языке. Это стихи Фирдоуси, «Шахнаме».
И он перевёл на русский:
– Скажи: что такое народ? – Это сброд.
Толпа обезьян, что на подлость идет,
Послушна тирану – так что есть народ?
– Да, сброд, если он за тираном идет.
Но если за правду стоит он горой
Стремленьем к свободе горит, он – герой!
Львов закончил историко-филологический факультет Московского университета и о Фирдоуси и его «Шахнаме» он, конечно, слышал, но ближе ему была церковно-славянская литературу, недаром он был вольнослушателем Московской духовной академии. Стихи он не понял и к чему их произнёс генерал тоже.
– Может быть, будет лучше совместить должность Верховного главнокомандующего с должностью Верховного правителя.
– Можно и так, – согласился Корнилов, – конечно только до Учредительного собрания. Я сам лично не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия, будь то генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо.
– Раз дело идёт о военной диктатуре, то кому же быть диктатором, как не вам? А Александр Фёдорович может занять какой-нибудь министерский пост.
– Что ж я могу предложить Савинкову портфель военного министра, а Керенскому портфель министра юстиции. Хотя я уже не верю ни тому, ни другому. Но прошу передать Керенскому, что не зависимо от моих взглядов на его характер, личные его свойства и его отношение ко мне, я считаю участие в управлении страной Керенского и Савинкова безусловно необходимой.
– Хорошо, – ответил Львов.
– И ещё: возможно на Керенского готовиться покушение. Гарантировать его безопасность я могу только здесь, в Ставке. Его и Савинкова. Поэтому прошу их обоих приехать сюда. Ну, и договоримся окончательно о дальнейших наших действиях.
– Непременно передам, Лавр Георгиевич.
– Вот и хорошо. Я распоряжусь им выделить по комнате, рядом с моими покоями.
Аудиенция закончилась, Львов вместе с Завойко вышли из кабинета Корнилова. В комнате дежурного генерала их ждал завтрак, Добрынский и полковник Голицын. Но обсудить разговор с Корниловым не успели: к ним за стол подсел некий профессор Яковлев. Он сходу стал излагать свою аграрную реформу.
– Я предлагаю каждому солдату пообещать дать по 8 десятин земли. Это сразу же снимет напряжение между властями и армией. Солдаты будут поддерживать власть.
– Ловко, – сказал Голицын. – Большевики обещают по 7 десятин всем крестьянам, а вы, значить восемь? И где вы возьмёте столько земли?
– У меня всё подсчитано.
– Ну, не знаю, – усомнился Голицын. – Большевики честно говорят, что отнимут её у помещиков. Россия страна аграрная и поддержка большинства населения им обеспечена. Причём это будет не просто ограбление, а научно обоснованное. Ленин утверждает, что пролетариат и беднейшее крестьянство это прогрессивный, передовой класс общества, а помещики и промышленники, соответственно регрессивный, эксплуататорский. И передовой класс просто обязан, смести со своего пути эксплуататоров трудового народа. А что бы совесть не мучала – Бога отменили. А вы, значить, всё рассчитали? Все будут довольны?
– Не извольте сомневаться, – уверенно сказал Яковлев.
От Яковлева еле избавились. Завойко достал чистый лист бумаги.
– И так, – сказал он, – заместителем председателя правительства будет Керенский. А кто будет министром внутренних дел? Может быть вы, Владимир Николаевич?
– Я не на что не претендую, – замотал головой Львов.
Кабинет министров у Завойко получился довольно-таки пёстрым. Портфель министра юстиции Завойко скромно взял себе, Аладьину отдал портфель министра иностранных дел. А что? У англичан он свой человек, ходит в английской форме, кому же, как не ему быть министром иностранных дел? В кабинете министров у Завойко были представлены как социалисты (кроме Керенского, ещё и Савинков), так и капиталисты – крупный предприниматель Третьяков, не забыли и военных – Алексеева, Лукомского, Колчака и даже граф Игнатьев. Такое правительство было бы ещё менее дееспособно, чем нынешнее. Но этого никого не смущало.