Выбрать главу

Керенский смотрел ему вслед и думал, что предложение Корнилова правильное, что так и надо действовать, но Советы не одобрят, а воспримут как наступление на завоевания февральской революции. А этоможет стоить ему кресла министра-председателя.

Керенский был прав – Советы меньшевиков и эсеров были против любой диктатуры. В результате они дождались диктатуры пролетариата, в лице его передового авангарда – Российской Социал-Демократической Рабочей партии (большевиков).

Утром, 9 августа, Савинков связался по прямому проводу с Корниловым и предложил ему немедленно прибыть в Петроград.

– Я вам докладывал, что положение на фронтах сложное, и я бы предпочёл остаться в Ставке, – возразил Корнилов.

Положение на фронтах действительно было сложное, но причина отказа была не в этом. Доброжелатели уже успели нашептать Корнилову, что вагонетка со шпалами была не просто так: а если это неудавшееся покушение? И что дыма без огня не бывает, если говорят, что снимут с должности, то снимут и снимут именно в Петрограде. А могут после, и убить там же. Корнилов был храбрый человек и смерти не боялся, но хотя бы знать: откуда пуля прилетит!

– Лавр Георгиевич, если тыла не будет, то армию ничего не спасёт. Порядок в стране наводить надо, а Керенский осторожничает. Надо, что бы надавили на него своим авторитетом.

Главнокомандующий нехотя согласился и в тот же вечер уехал.

Телеграмма от Керенского, сообщавшая, что правительство не видит необходимости присутствие в столице верховного главнокомандующего, его в Ставке не застала.

Утром 10 августа по улицам Петрограда в направлении Зимнего дворца двигался открытый легковой автомобиль с вооружёнными текинцами, далее закрытый автомобиль с главнокомандующим и свитой, а замыкал колонну грузовик с пулемётами. У Зимнего дворца текинцы как в бою заняли вестибюль, и установили два пулемёта и только потом во дворец вошёл сам главнокомандующий в сопровождении охраны.

Керенский встретил Корнилова холодно и прямо с порога заявил, что он лично не приглашал главнокомандующего и, поэтому, не ожидал его увидеть здесь.

– Но если вы уже всё равно здесь, Лавр Георгиевич, то в 6 часов вечера состоится заседание правительства, где вы можете изложить свои предложения по реорганизации армии.

Корнилов уехал на Мойку к Савинкову. Там главнокомандующий ознакомился с переработанным вариантом своей записки.

– И что вы думаете по этому поводу, Юрий Николаевич? – обратился он к генерал-квартирмейстеру Плющик-Плющевскому, первому автору этой записки.

– Здесь не хватает главного, господа… пардон… товарищи, нет мер, способствующих повышению власти командиров. Не будет этих мер, воинские начальники просто-напросто не смогут командовать. Сознание солдатами своего долга перед родиной, революционное сознание это, конечно, хорошо, но должен присутствовать и страх наказания.

– Я согласен: армия всегда держалась на дисциплине ещё со времён Древней Греции и Рима, – сказал Корнилов.

– Лавр Георгиевич, – взмолился Филоненко, – вы подпишите этот вариант. А в процессе обсуждения, ознакомите правительство с первым вариантом. Всё на словах им объясните.

– Зачем же такие сложности, Максимилиан Максимилианович? Проще сразу показать первый вариант.

– Вы солдат, Лавр Георгиевич, примой и честный, – ответил Филоненко, – а здесь политика. А политика – дело тонкое! Где-то надо уступить в мелочи, что бы сохранить главное, а где-то надо так подстроить, что бы оппоненту казалось, что это не ваше решение, а его. Главное – добиться требуемого результата.

После нескольких часов уговоров Корнилов согласился подписать переделанный вариант записки.

К 6 часам вечера все отправились в Зимний дворец. Но оказалось, что заседание правительства Керенский отменил, решив обсудить записку в узком кругу. В этот круг он пригласил министра иностранных дел Терещенко и министра финансов Некрасова. А Савинкова на совещание не пустили.

– Вы в отставке, Борис Викторович, – крикнул ему Керенский из глубины кабинета.

Савинков был искренне удивлён: он не писал заявление об отставке, а значить, соответственно, Керенский его и не подписал.

Генерал Плющик-Плющевский зачитал текст записки, составленный Филоненко. Керенский молчал, а Некрасов, как бывший инженер-путеец очень возмущался. Ему не понравилось предложенная милитаризация железных дорог.

– Это может привести к развалу транспортной системы и забастовкам путейских рабочих, – сказал он и потом долго и обстоятельно объяснял почему.

Корнилову сложно было, что-либо возразить, поскольку он сам только недавно ознакомился с этим разделом записки и не успел ещё выработать своё мнение о нём.

Предложения о промышленности и транспорте были жёстко раскритикованы, зато военные меры были встречены благосклонно и Корнилову пообещали, что изучит первоначальный вариант записки. С чем Корнилов и отбыл в Могилёв.

Утром 11 августа Савинков принёс Керенскому прошение о своей отставке. Министра-председателя это никак не устроило.

– Вы – террорист, Борис Викторович. Ленин, но с другой стороны! Вы намереваетесь меня убить. Вы выходите из правительства? Ну, что же, теперь вам открываются огромные возможности для независимой политической деятельности. Мы с вами будем соперники.

– Нет, Александр Фёдорович, я уж лучше добровольцем на фронт.

– Ну, конечно! Будущий русский Бонапарт должен сначала заработать воинскую славу.

– Откуда такие фантазии?

– Фантазии? А где вы были сегодня ночью? Корнилова провожали? И что вы ему обещали? Слушаете своего Филоненко, он вам и нашёптывает всякое. Слушайте, слушайте – Наполеоном станете! Терпеть его не могу! Против меня замышляете! Избавьтесь от него!

– Зачем? У меня своя голова на плечах, почему я должен кого-то слушать? А Филоненко человек дельный и расторопный, зачем мне от него избавляться?

Керенский слушал и что-то черкал на листке бумаги, оторвался от своего занятия и показал две большие буквы «КС».

– Вы этого добиваетесь, Борис Викторович? – спросил он и показал буквы.

Не дожидаясь ответа, Керенский перечеркнул косым крестом буквы и сказал:

– Не будет этого! Не будет ни Корнилова, ни Савинкова!

Он перевернул лист и нарисовал на обороте огромную букву «К».

– Будет только Керенский.

Договариваться стало больше не о чем, Савинков ушёл.

Для Керенского утро только начиналось.

Члены правительства из газет узнали, что Савинков подал в отставку, Корнилов вечером был в Зимнем дворце и ночью уехал. Возмущению не было предела: Керенский, опасаясь диктатуры, ведёт себя как диктатор.

Наиболее обиженной посчитала себя группа конституционных демократов (кадетов), входивших в правительство. Кокошкин, лидер этой группы, занимавший должность государственного контролёра в правительстве, ворвался в кабинет к Керенскому.

– Что вы себе позволяете, Александр Фёдорович? Корону на себя примеряете? Александр IV?

– Да вы что, Фёдор Фёдорович? Какая корона?