Итак, она положила рядом с вещицей пришедшего свою (это был забавный пластмассовый медвежонок) и сказала:
- Ты нам подходишь.
Куда только делись сдержанность и ленивое спокойствие молодого человека! С возгласом "Сестра!" он бросился к Наталь прямо через стол. Он был взволнован, он схватил ее за руки. Его ладони дрожали - он был и радость и боль одновременно. Его чувства мгновенно передались Наталь, и этот всплеск эмоций испугал ее.
"Он принял меня за такую же, как он сам, - в смятении подумала она. - Что же я теперь должна ему говорить?"
Появление Эльмара выручило ее из затруднительного положения. Тот улыбался! Слегка кивнув Наталь: мол, все в порядке, - он увел молодого человека к себе. И лукавая Эльмарова улыбка позволила Наталь понять: оба ее компаньона с самого начала собирались представить ее остальным могучим как свою.
Но зачем они сделали это? Хотят к ней подольститься или, действительно, ввести в свой круг как равную? И тогда, получается, они вовсе не задаются? Не считают ее ниже себя? И спокойное, дружелюбное отношение Эльмара вовсе не притворство?
Эти люди умели сдерживать свои чувства и не показывать их - о да, конечно! Но они вовсе не были хладнокровными бесчувственными манекенами. Не один раз Наталь имела случай в том убедиться. Но она-то выражала свои эмоции совершенно по-иному, и это сбивало ее с толку. Она не понимала мотивов, которые двигали этими людьми, и поэтому чувствовала себя иногда просто дурехой.
Она видела, например, что Эльмар нисколько не считается с мнением Таирова и говорит ему порой такие вещи, что она бы, Наталь, на месте Таирова к Эльмару вовеки бы не обратилась. А тот ничего, обращается.
И Эльмар... что заставило его бросить налаженную жизнь и примчаться возвращать Таирову утраченную власть? Неужели жажда мести за убитых единокровников в нем так сильна, что погасила и гордость, и доводы рассудка? Если так, то такого притворщика, как Эльмар, свет не видывал - ну ничем он своей мстительности не выдавал!
"Но, если они такие скрытные, - может и равнодушие Таирова к ней, Наталь, мнимое?"
Наталь была женщиной, и вполне понятно, что мысли ее плавно перескочили к личным проблемам. Она не могла догадаться, что Таиров был вовсе не равнодушным к ней, а наоборот, сверхделикатным. Барьер, воздвигнутый ей между ними в самом начале их сожительства, заставил его думать, будто Наталь решила посвятить весь остаток своих дней воспоминаниям о пропавшем муже. Он не хотел оскорбить ее чувства, поэтому и заморозил свои.
И, конечно же, ни Эльмару, ни Таирову не пришло в голову сообщить Наталь, что, привлекая ее к участию в работе по объявлению, они оба нарушают один из основных законов их клана: "Не раскрывайся постороннему". Мало того, они даже между собой сделали вид, будто каждый из них об этом законе забыл.
Однако они помнили. На собрании, состоявшемся через месяц после открытия конторы (собрание имело вид пикника на лоне природы), Таиров сказал, представляя их троицу остальным участникам:
- Наталь Ивеновна Навроцкая. У нее нет дара, но она - наша.
Он сказал это так, что каждый из присутствующих должен был понять: Таиров не отменяет закон, он утверждает его. Двадцать ребят и трое взрослых - все, что осталось от двух с половиной тысяч клана могучих, - с осуждением посмотрели на него. Они были недовольны. Даже не подозревая о каком-то там законе, ошибиться было невозможно.
Наталь стало неуютно под этими колючими взглядами. И она, в свою очередь, крайне сердито взглянула на Эльмара. Она сюда не рвалась, и роль "бедной родственницы" считала для себя унизительной. Она уважала себя такой, какая она была, и не нуждалась в том, чтобы ее выдавали за кого-то! Оказалось, что Эльмар думал точно так же.
- Мы доверяем Наталь как самим себе, - сказал он с такой гордостью, словно представлял не скромного телеоператора, а звезду киноэкрана. И Таиров многозначительно добавил:
- Это та самая женщина... Помните два года назад? Вы о ней только слышали, а вот мы с Эльмаром ее знаем, и очень хорошо.
Вся компания уставилась на Наталь с таким интересом, что той стало смешно. Неужели один-единственный ее выход в эфир произвел такое впечатление на этих ребят, что они согласятся теперь перед ней не таиться? Оказалось - да.
- Итак, кто за то, чтобы считать Наталь не той, а нашей, поднимите руки. Голосуем... Раз, два, три... единогласно. Наталь, мы тебя поздравляем: отныне тебе угрожают те же опасности, что и нам. Не боишься?
- Куда я от вас денусь, - засмеялась Наталь, она больше нет чувствовала неловкости. - Уж я и так, и эдак пробовала - все на могучих да на могучих натыкаюсь. Пусть уж и меня могучей считают, я не против. Если бы вы меня еще и воображать научили!
Все заулыбались - шутка была принята. "Группа 26" приступила к работе. Собственно говоря, ни Эльмар, ни Таиров, собирая всех могучих вместе, не имели никакого четкого плана дальнейших действий. Они знали лишь одно: нельзя было больше вариться в собственном соку. Остальное должны были подсказать остальные.
И правда, то, что увидела на пикнике Наталь, напоминало скорее настоящую гулянку, чем серьезное обсуждение проблемы. Каждый говорил, что хотел и когда хотел, и самые абсурдные идеи звучали, как ни в чем не бывало, но никто никого не высмеивал и не обрывал.
Наталь записывала (впрочем, в отличие от заседаний Совета Безопасности, здесь она работала не с видео-, а с обыкновенным микрофоном) и одновременно отмечала для себя наиболее удачные предложения. В дискуссию она не вмешивалась и вообще помалкивала, ожидая, что ее тоже попросят высказаться. Она было вообще решила, что ее мнение никому не интересно, и чуть снова не рассердилась на Эльмара, однако потом заметила, что и Таиров почти ничего не произнес за все время дискуссии.