- Оба вы два дурня в одной упряжке! - вмешалась Наталь. - А если сюда еще и меня пристегнуть, то целая тройка получается.
Она засмеялась:
- Эльмар, я была не права. Таиров, не хмурься. Просто мне стало понятно, чего вы боитесь. Ответьте мне на один вопрос: неужели то, что нас ждет - так страшно?
- И даже намного страшнее, чем ты можешь себе представить, - сказал Эльмар.
Наталь взглянула на Таирова - он молча кивнул.
- Тогда вот что, - сказала она твердо. - До сих пор я брела за вами вслепую, по бабьей слабости. И, по правде говоря, уже начала было подумывать, не разойтись ли нам, пока не поздно. Однако, если ваш прогноз окажется верным, я буду с вами до конца, чем бы ваша игра не кончилась.
Наталь снова покраснела, на этот раз от волнения.
- А вообще-то я ужасная чудачка, - добавила она с принужденным смешком.
- Такая же, как все мы, - сказал Эльмар.
И Таиров снова молча кивнул в знак согласия.
К середине лета Наталь стало ясно, что правительству не придется издавать никаких дополнительных законов, если оно захочет прибрать к рукам имущество населения. Засуха все расставила по своим местам. Будущее казалось столь очевидным, что ни Эльмар, ни Таиров даже не обсуждали проблему. Но иначе думала Наталь.
- Они используют голод, - сказала она внезапно одним летним вечером.
- Да, - тихо подтвердил Таиров.
Как обычно, они сидели каждый в своем углу и смотрели друг на друга.
- Но это же чудовищно!
- Конечно, чудовищно. Правда, я не думаю, чтобы они заранее планировали неурожай. Судя по последнему заседанию, они даже сейчас не представляют себе истинных последствий того, что натворили.
Такой взгляд на дело был непостижим для Наталь.
- Ты их как будто оправдываешь? - удивленно спросила она. - В любом случае они собирались причинить людям ущерб.
- Да, но не уморить до смерти четверть населения.
- Уморить до смерти? - Наталь подумала, что ослышалась.
- Посчитай сама. Засуха унесла четверть урожая зерновых. Скоро пойдут дожди, они придутся как раз на время уборки хлебов. Хвала разуму, если удастся собрать треть обычной нормы, а скорее всего - не более четверти. Какая-то надежда осталась на картофель, но он уже цветет, следовательно, клубней завяжется мало.
- Я поняла. Поскольку объявлены свободные цены на все товары, продовольствие резко подорожает.
- Угу. И очень скоро подорожает настолько, что большей части горожан станет недоступно вообще.
- Мади! - испуганно вырвалось у Наталь.
Таиров несколько удивленно взглянул на нее. До него не сразу дошло: она впервые назвала его по имени.
- Мади! - повторила Наталь, подойдя к нему. - Ты ведь не допустишь этого, правда?
- Правда, - подтвердил Таиров. - Я постараюсь не допустить смертельных случаев.
Он несколько обалдело смотрел на изящную фигурку, внезапно склонившуюся над его креслом. Обычно он привык созерцать ее издали, и целый спектр ощущений сбивал его с толку.
- Правда, - повторил он, хотя мысли его понеслись совершенно в ином направлении. - Но поголодать кое-кому все же придется.
Эти слова вылетели у него мимоходом. Фигурка перед его креслом выпрямилась и сердитый голос произнес:
- Ты способен обречь людей на муки?
Спина Таирова отделилась от спинки кресла, руки его сами собой протянулись и обняли прекрасное существо, метавшее в него молнии праведного гнева.
- Дорогая моя, - сказал он нежно, смутно соображая, что говорит вовсе не то, что от него ожидается. - Люди должны искупить свою вину.
- Я думала, в тебе осталась хоть капля человечности, - с горечью молвила Наталь, вырываясь. - А ты просто бездушный зверь!
- Я - зверь? Я - бездушный?! - вспыхнул Таиров, вскочив. - Ты не видела трупы наших детей! Они сожгли их заживо! Я никогда не забуду этого зрелища!
Он был ужасен в тот миг. И ненависть, клокотавшая в нем, испугала бы любого. Но Наталь почувствовала только глубокую искреннюю жалость к этому большому сильному человеку.
- Мади! - проговорила она, осторожно дотрагиваясь до его плечей. - Нельзя жить ненавистью.
- Нельзя?
Он стряхнул ее руки со своих плеч и прорычал:
- Я не собираюсь их убивать. Но и благодетеля из себя изображать тоже не стану.
Наталь отшатнулась, развернулась и выбежала на улицу. Она не запомнила, сколько километров отмеряли ее ноги в тот вечер. Потрясенная новой мукой, она долго не могла прийти в себя. Он ее отверг!
"Лучше бы мне никогда не знать этого человека! - была ее мысль. - И зачем только я полезла к нему со своей жалостью! Ах, как болит сердце! Зачем?"
Зачем она поверила Эльмару, будто этот ходячий правительственный полуавтомат видит в ней нечто большее, чем средство для осуществления своих планов? Но что же ей теперь делать? Как жить? Уйти бы! Разъехаться, чтобы встречаться только по делам, как он ей и предлагал когда-то... Но куда? И как она вообще могла на что-то надеяться?
Наталь вернулась домой очень поздно. Едва она переступила порог, сильные мужские руки нежно обняли ее, и страстный трепетный голос прошептал: