В глазах у женщины потемнело, и Ливия моргнула от неожиданности. Потом сглотнула. Затем моргнула снова. И тут ее буквально начало трясти так, что улыбочка Марция заплясала перед глазами, будто префект вдруг пустился вприсядку. Она несколько раз глубоко вздохнула, борясь с нестерпимым желанием убивать, крушить, взрывать… Пилоты летают, манипуларии воюют. Никого из фамилии наварха не готовили к рукопашной, и Ливия всегда гордилась врожденной способностью сохранять здравый рассудок в любой, самой отчаянной ситуации, однако… Больше всего ей сейчас хотелось схватить префекта за шиворот и впечатать его в дверь, а потом бить снова и снова, пока его ухмыляющаяся морда не превратится в кровавое месиво. Или хотя бы с криком: «Вон, скотина!» дать пинка под зад, чтоб рожей своей дверь вышиб и вылетел в коридор. Или… Но наварх, справившись с голосом, сказала только:
- Понятно. Что ж… дай мне минуту, Квинт Марций. Встретимся на мостике.
На миг Квинт решил, что хватил лишнего в своем желании отыграться на крушении политических симпатий наварха. Все же месть — холодное блюдо, а в его сегодняшнем исполнении она кипела и пенилась. Однако раздражение Ливией копилось в нем годами, обиды усугублялись с каждым днем, а возмущению редко удавалось прорваться сквозь панцирь уставных отношений, поэтому… Нет, префект ни в чем себя не винил.
— Хорошо. Я тебя жду, — буркнул Квинт, и вышел из каюты наварха, чувствуя спиной её ненавидящий взгляд. Аж между лопатками зачесалась сигна с геральдическим орлом. Вот что означает вызнать, где у врага самое уязвимое место, и ударить точно!
Едва за торжествующим префектом с тихим шипением закрылась дверь, Ливия дала волю гневу и изо всех сил шарахнула кулаком в переборку. По композитному пластику пошла трещина, вспышка боли отрезвила наварха, но ненадолго. Перед глазами у нее все поплыло, она шмыгнула носом, чувствуя, что еще чуть-чуть — и разревется, словно девчонка. Гай Ацилий Курион был… Нет, не просто восходящей звездой партии популяров. Не только политическим кумиром и лидером, за которым Ливия пошла бы нагишом в открытый космос. И даже не последней надеждой Республики, как его частенько называли. Нет, он был… практически богом. И это божество, этого лучшего из людей постигло такое несчастье и бесчестье! И никак, никак теперь не исправить это!
Как и у любого старшего офицера, порог врожденной лояльности у наварха был значительно выше чем, скажем, у рядового манипулария или инженера. Так что всегда оставалась лазейка — собственная интерпретация пресловутого блага Республики. Никакого нарушения присяги, просто осознанный выбор. Увы, осознанным выбором Ливии с того самого дня, когда она впервые случайно поймала в вирт-сети трансляцию речи сенатора Куриона, была партия популяров, реформы и — да! — Гай Ацилий. Единственный, кто способен вести Республику вперед, вверх и вширь.
В голове Аквилины начали роиться планы один другого безумнее, блуждающий взгляд ее остановился на табельном «гладии». А что, если…
Пристрелить префекта, захватить бирему и, подняв знамя мятежа, с Ацилием на борту… Нет, не годится! Или… пристрелить префекта, поднять мятеж и, установив режим самоуничтожения, передать по всем частотам призыв к… Нет, и это не то! Взять на борт Ацилия, изолировать манипулариев, пристрелить префекта и…
Поняв, что все планы так или иначе предполагают физическое устранение Квинта Марция (а без этого никак), Ливия слегка охолонула. Без префекта, напарника в их ментальной связке, бирема из боевой единицы не превратится в прогулочную барку, конечно, но утратит большую часть своей эффективности. А жаль. Впрочем, возможно, кто-то из его центурионов…
Размышляя, женщина умылась, тщательно оделась и пристегнула кобуру с «гладием». Надо сказать, что мысль о самоубийстве Ливию так и не посетила. Во всяком случае, не сразу. Падение Куриона означало гибель Республики, это так, но покуда живы его сторонники и пока дышит он сам, ничто еще не потеряно. Для начала надо дать понять несчастному… э-э… короче, дать ему понять, что даже в пространстве Сектора Вироза у него есть друзья. А Квинт Марций… Наварх бледно усмехнулась своему отражению. Квинт Марций туп, как его штурмовая калига, если думает, что его сегодняшнее торжество когда-нибудь ему простится.
В ожидании наварха Квинт Марций наслаждался мгновениями долгожданного триумфа, устроившись в кресле и любуясь мерцанием звезд. Чересчур романтично, да. У каждого человека есть маленькие слабости. Префект «Аквилы», скажем, в часы душевного подъема любил смотреть на звезды.
А кобуру на поясе наварха Квинт заметил сразу же. И это был недвусмысленный знак того, что он изрядно перегнул палку. Но, видят лары и маны, ядовитая стерва заслужила каждую свою пролитую слезинку по Гаю Ацилию Куриону, на которого Ливия разве что не молилась денно и нощно последние пять лет.
«Хочешь меня пристрелить? — мысленно полюбопытствовал Квинт, с удовольствием разглядывая хладный лик женщины. — Что ж, попробуй. Вдруг получится? Но даже мой обугленный труп не вернет твоего Несравненного Ку-ри-она в Сенат».
Право же, префект не стал бы стрелять в ответ, если бы отчаявшаяся Аквилина действительно решила наделать в его груди пару-тройку сквозных дырок. Оно того стоило.
Они обменялись церемонными кивками и молча уселись каждый в свое кресло.
«Ты сотню раз пожалеешь о том, что я сдержалась и не прикончила тебя прямо сейчас», — мысленно посулила Ливия префекту, а вслух сказала:
— Благодарю за своевременную информацию, Квинт Марций. Теперь у нас есть время, чтобы достойно подготовиться к встрече… — она осеклась, пораженная неожиданной, но интересной мыслью: — А! Вот что!
Сумрачное чело наварха осветилось предвкушением мести, и она с истинным наслаждением отчеканила:
— Поскольку мы обязаны обеспечить лигариям максимальный уровень комфорта, я намерена предоставить им свою каюту, как лучшее помещение на «Аквиле». Но ведь ты не откажешь мне в гостеприимстве и позволишь разделить с тобой твое жилище до конца этого рейса?
Проклятье и еще раз проклятье! Это было нечестно! Неспортивно!
«Это только начало, — посулил взгляд наварха, ледяной и бездонный, как вакуум. — И только попробуй отказать, сволочь».
Ливия опять испортила префекту незамутненную радость победы. Она всегда так поступала, словно появилась на свет с одной лишь целью — отравлять Квинту Марцию из трибы Милес его непростую жизнь.
«А может быть, устроить Гаю Ацилию несчастный случай? Травматичный и мучительный» — почти всерьез задумался Квинт, но сразу же отказался от так и не родившегося плана членовредительства. Мятежного плана, говоря предельно откровенно. За порчу сдорогостоящего станционного имущества, вообще-то, полагался трибунал. Впрочем, рисковать карьерой и жизнью не требовалось, ведь худшего наказания для Хрустального Идеала, чем назначение лигарием, все равно никому не измыслить. Пусть же изменник мучается на глазах у почитательницы. У него для этого созданы все условия — пожизненный приговор и самая неподходящая напарница из всех возможных. Двойная пытка!
И все же Квинт не мог не оценить по достоинству внезапность ответного удара Ливии. Если её уязвимым местом были политические убеждения, то у префекта таковым являлось личное жизненное пространство. Покуситься на одну из немногих, а оттого крайне ценных привилегий, доступных офицеру высшего ранга, на возможность уединения в собственной каюте — это дерзкий и опасный ход. Стерва рассчитала верно. К тому же, как говорили манипуларии: «Не так страшна наварх, как её ящерица». Синеротую тварь, вечно норовящую нагадить в самых неожиданных и нежелательных местах оранжевыми липкими сгустками, Квинт ненавидел всеми фибрами души. И чувства эти были целиком взаимны.
— Я принимаю твое молчание за согласие, Квинт Марций, — не дождавшись ответа, молвила Ливия. — Подвахтенный! Перенести мои вещи в каюту префекта! Да, и поаккуратней с Фиделисом — его может стошнить от тряски.
И, удовлетворенная, откинулась в кресле, на радостях даже позабыв соблюсти приличествующую наварху позу.