— На мне потренируешься, а уж потом — его отключай. А то знаю я вас, мозговёртов, — угрюмо проворчала Кассия.
— Это всего лишь один укол, — объяснил Антоний, которому надоело изображать из себя карикатурного злодея. — С нейросетью импланта произойдут необратимые изменения. Грубо говоря, она погибнет, а ваше взаимное резонирование закончится.
Мрачная манипулария задумалась и целую минуту сверлила психолога тяжелым взглядом.
— А если Ацилиев имплант вдруг решит, что я умерла? Убьет Гая, так?
«Ну надо же! А девчонка-то совсем не глупая», — подивился сообразительности Той самой Фортунаты Антоний. Ему она почему-то представлялась грубой десантницей с очень низким уровнем интеллекта. Стереотипы — штука такая, весьма ненадежная.
— Вот поэтому, девушка, инъекции надо сделать одновременно.
— Тогда моего напарника отключай тщательнее!
И как ни пытался Гай Ацилий успокоить встревоженную девушку, ничего у него не вышло. Спросил бы лучше у Антония, какие манипуларии бывают упертые. Причем все поголовно — и Кассии, и Меммии, и Папии. Побочный эффект от генмодификации.
Медотсеки Кассию всегда нервировали. Угрожающим блеском ли хромированных поверхностей, безупречной ли чистотой, которая сродни самой смерти, непонятно. Возможно, виной тому вездесущий острый запах клея для обработки микротравм, который на десантников изводят центнерами. Резкий и тревожный, он обострял чувства и напоминал об опасности, о той, которая уже миновала. Почему-то осознание, что враги снова промахнулись, всегда настигало Кассию Фортунату в огромном медицинском блоке квинквиремы. И не имело значения, очутилась ли там она сама или навещала раненого товарища, неясный страх неизменно настигал девушку и не отпускал еще долго-долго. Все эти жутковатого вида приборы, стазис-камеры, манипуляторы словно были созданы, чтобы проникнуть внутрь попавшего сюда человека. Может, это было предчувствие, кто знает?
Кассия очень внимательно пронаблюдала за тем, как техник сбривает участок волос вокруг шрама на голове Гая Ацилия. О сохранности своей прически девушка думала в последнюю очередь.
— Все равно состригу эту проклятую гриву.
Но села напротив Гая Ацилия, лицом к лицу, чтобы удобнее было держать психокорректора на прицеле. Этого уж точно не сумел бы ей запретить ни один человек во всей галактике.
— Ты так быстро обзавелся бдительной телохранительницей, — попробовал разрядить напряженную обстановку Антоний, пока анализатор высчитывал дозу ранатоксина. — За тобой, Курион, обязательно пойдут люди.
— Делай свое дело. И меньше болтай! — огрызнулась Кассия. — И даже не надейся, что я не успею перед смертью выстрелить. Я успею. Генмодификация позволяет.
Ливия, разумеется, осталась на мостике, не положено наварху бродить хвостиком даже за идейным вождем. Но Квинт Марций пошел вместе с лигариями — для контроля и просто ради интереса.
Тонкий разрез наверняка сильно кровоточил, как и любая рана на скальпе, а отверстие в импланте было такое крошечное. Прежде чем вживить проклятую штуковину, добрый тюремный доктор показал узнице, какого размера дырку просверлит в её черепе.
«Пожалуйста, пожалуйста, пусть всё получится!» — умоляла девушка кого-то незримого и могущественного.
— Дорогая, ты решила устроить мне напоследок эпилептический припадок? — простонал Ацилий сквозь зубы. — Если кто-то из наших эскулапов ошибется, мы просто умрем сейчас. И всё. Утихомирься, умоляю.
От волнения и страха внутренняяКассия не просто вышла из-под контроля, она разбушевалась.
— Потерпишшшь, — зашипела девушка. — Я же терплю.
ВнутреннийАцилий тоже не дремал, он вонзился в её мозг, как знаменитый траянский клещ, вызвав чудовищный приступ головной боли. Был ли это страх или предвкушение освобождения, жажда отмщения или какая-то невозможная для простой манипуларии тонкая патрицианская эмоция, Кассии узнать не довелось, да ей и не хотелось. Пусть хоть об оргиях с парфами фантазирует, лишь бы всё прекратилось!
— Положи «гладий», рядовая, — приказал Квинт Марций, которого подрагивающее оружие в руках оперируемой слегка выводило из себя. — У меня тоже хорошие генмодификации, я тоже успею выстрелить, — добавил он в утешение.
И чтобы у Кассии не возникло сомнений, приставил оружие к затылку Антония.
— Считаешь, так я буду чувствовать себя увереннее? — спросил тот с нескрываемой иронией.
Префект ответил в той же глумливой тональности.
— Не обижайся, Луций. Считай «гладий» моей маленькой страховкой от фатальной случайности. Сам понимаешь, нам теперь обратной дороги нет, — молвил он, точно детскую песенку пропел, ласково эдак.
Без Гая Ацилия Куриона они с Ливией — преступники, поднявшие мятеж в тылу, а с ним — истинные республиканцы и патриоты. Вот и вся разница.
— Какой ты недоверчивый, Аквилин.
— Мы, Марции, все такие, забыл?
— Да делай уже инъекцию! — рявкнул Гай Ацилий.
Он инстинктивно прижался ногой к ноге Кассии, и в какой-то неуловимый момент весь обмяк, едва не свалившись со стула. Но — нет, то была не смерть.
Освобождение. Невыносимо сладостное, словно самый пик любовного экстаза. Так всегда бывает, когда острая боль, боль, от которой стучат в ознобе зубы и бросает в холодный пот, вдруг исчезает. Сколько раз раненая, а потому орущая на высокой ноте Кассия, получив спасительную инъекцию мощного армейского анальгетика, начинала вдруг хохотать во всё горло.
Вместе с резко оборвавшейся болью исчезло зудящее чужое присутствие где-то под сводами черепа, и в мыслях Кассии воцарилась тишина. Только собственные мысли, только свои эмоции, только Кассия Фортуната из Игнациевой трибы. И больше ни-ко-го.
Девушка во все глаза уставилась на Гая Ацилия, будто увидела его впервые. Порывисто подалась вперед и схватила патриция за руку.
— Осторожнее, сумасшедшая! — охнул техник, который едва начал накладывать швы.
Но Кассия хотела убедиться, что её бывший напарник действительно существует, что он есть без нескончаемой головной боли, и в свою очередь — не её порождение.
— Слышь, Ацилий, не молчи, скажи что-нибудь. Хоть словечко. Скажи…
Патриций, тоже, по всей видимости, наслаждавшийся тишиной в своей голове, вздрогнул.
— Я здесь. А ты?
— Я тоже, — осторожно, словно улыбка могла вернуть все обратно, прошептала Кассия. — И знаешь…
— Да не вертись, рядовая, дай медбрату тебя зашить, — перебил её Луций Ицилий, которому очень уж не терпелось выдворить из своей вотчины всех посторонних, особенно, если они то и дело целятся друг в друга из «гладиев».
И, поразмыслив еще пять секунд, Кассия передумала объяснять Гаю Ацилию, что теперь, когда всё кончилось, когда их освободили, ей всегда будет чего-то не хватать. Нет, не боли или бессонницы, а чего-то такого… о чем ведают только лигарии и больше никто. Наверное, возможности летать через червоточину? И пока над ней колдовал техник, размышляла лишь о том, как бы опробовать свой нейро-эйдентический парадокс в деле, раз уж он никуда не исчез, и снова услышать чарующую песню туннеля между складками пространства.
На прощание Ицилий вкатил уже бывшим лигариям по дозе успокоительного и отправил обоих отдыхать. Кассия, не понаслышке знакомая с непреодолимой силой препаратов из армейской аптечки, тут же принялась зевать, но патриций держался молодцом. Так, во всяком случае, посчитал контубернал Квинта Марция, посланный сопроводить почетных беглецов в каюту.
— А меня, стало быть, в карцер? — не сдержался и полюбопытствовал Антоний у префекта.
— Ни в коем случае, — возразил тот. — Ты ведь не военнопленный, ты остался на «Аквиле» добровольно, забыл? Располагайся, где пожелаешь, в жилом отсеке еще осталось несколько свободных коек.
Из центурий ему уже доложили об успешном размещении всех ремонтников, волей случая оказавшихся на борту мятежной биремы. Никто из них особо не сопротивлялся радикальным изменениям в судьбе, что не удивительно. Люди, всю жизнь работающие на отдаленной станции в пограничной звездной системе, как правило, оказываются настоящими фаталистами.