Как только Пайас скрылся в каморке, фермер направился к двери амбара, где столкнулся с начальником полицейской команды, толстой одышливой женщиной. Из своего укрытия Пайас не мог видеть происходящего, но голоса слышал прекрасно.
— Ты здесь хозяин? — спросила начальница таким трескучим и важным голосом, что Пайас невольно улыбнулся. Она прекрасно справлялась с задачей оттолкнуть от себя фермера и переключить его симпатии на беглеца.
— Да, — лаконично ответил фермер.
— Ты не встречал здесь незнакомца?
— Что-нибудь случилось?
— Здесь вопросы задаю я, а ты должен отвечать.
— Не видел я никаких незнакомцев, — пробурчал фермер. — Мы тут в стороне от дороги; к нам не очень- то заходят.
— А ты сам? Твоя карточка в порядке?
— Наверное, я ей редко пользуюсь.
— Дай-ка посмотреть.
— Она в доме.
Начальница фыркнула.
— Ты обязан всегда иметь ее при себе.
— Я сначала-то носил, а потом вроде как отвык. Мои булларды меня и без нее узнают.
— Немедленно надень ее и перестань умничать.
Шаги стали удаляться в направлении маленького домика и Пайас не мог больше слышать их разговор. Он застыл в напряжении и ожидание показалось ему вечностью, но вот, наконец, вертолеты захлопали винтами и поднялись со двора. Через несколько минут, когда шум винтов стих, амбарная дверь со скрипом распахнулась и фермер позвал:
— Вылезай.
Пайас выбрался из кладовки и увидел, что мужчина все еще держит ружье. Он мог не доверять властям, но это еще не означало, что он автоматически начнет доверять Пайасу.
— Я понимаю, что втравил вас в неприятности и прошу меня простить, — искренне извинился он. — Я бы вам заплатил за ночлег и за обед, если у вас найдется чего поесть. Завтра утром я уйду и можете обо мне забыть.
— Мы не берем денег за гостеприимство, — сказал фермер. Он уже не целился в Пайаса, но держал палец на спусковом крючке. Пайас знал, что упрямство ньюфорестиан зачастую не дает им долгое время признаваться в дружеских чувствах, — но знал также и силу своего обаяния и не сомневался, что фермер и его семья еще до наступления ночи окажутся в числе его союзников.
Фермера звали, как выяснил Пайас, Местипен Смитт, а его жену — Кларика. У них было пятеро детей и они скромно жили на этой ферме, добывая хлеб насущный тяжелым трудом. Пайас вызвался помочь с вечерними работами на ферме и с таким энтузиазмом брался за самые трудные дела, что в конце концов убедил Смитта, что не представляет угрозы для его семьи и был приглашен в дом уже почти по-приятельски, а не под дулом ружья.
Семья Смитт приняла Пайаса со всем гостеприимством, которым славились ньюфорестиане. Кларика приготовила вкусный обед и отказалась принять плату. Когда семья уселась за обеденным столом, агент СИБ принялся исподтишка зондировать почву, стараясь уяснить себе положение дел на Ньюфоресте.
Несколько лет назад правительство объявило программу «модернизации». Хотя заявление было опубликовано от имени герцога, все знали, что командует парадом Тас Бейвол, ставший наследником всего Ньюфореста после изгнания старшего брата Пайаса. Налоги немедленно выросли втрое, но блага не полились рекой. За свои деньги граждане получили только жесткое правительство, более комьютеризированное и централизованное. Каждый получил специальную идентификационную карточку, отличающуюся от стандартного имперского удостоверения; ее нужно было иметь при себе постоянно и по первому требованию предъявлять властям под угрозой тюремного заключения. В течение нескольких месяцев Ньюфорест превратился из одного из самых вольных сообществ Империи в наиболее авторитарное.
Разумеется, эти перемены пришлись не по душе вольнолюбивому населению. Имя Таса Бейвола теперь редко кто произносил без злобного плевка. Хотя Пайас формально являлся несуществующей личностью, стертой из людской памяти, его часто упоминали, называя «потерянным» и не одну голову посещали тоскливые мысли о том, что, возможно, он когда-нибудь вернется и избавит Ньюфорест от напасти. Конечно, такие разговоры не велись в открытую, поскольку вместе с новыми налогами Тас создал новую эффективную службу безопасности, сотрудники которой были одеты в хрустящую коричневую форму с яркими медными пуговицами — брассами, от которых и пошло их прозвище «брасси». Оппозицию новому режиму быстро заставили замолчать, а наиболее острые критики просто бесследно исчезли.
Пайас не имел возможности задавать слишком много прямых вопросов, опасаясь раскрыть свое инкогнито, но он не переставал удивляться, как подобное могло произойти в Империи, руководимой такой справедливой личностью, как Императрица Стэнли Одиннадцатая. Хотя провозглашенная политика предоставления свободы провинциям была чистой абстракцией, здесь, в его родном мире она привела к роковым последствиям и Пайас хотел выяснить, почему так случилось.