Ничего не вышло — она решительно отказывалась бояться. Наверное, почувствовала за маской суровости мое сочувствие, которое я неизменно питал к женщинам вообще.
— Я смогу вспомнить прошлое — когда поверю, что у меня есть будущее.
— Так ты намерена отвечать? Или ждешь, когда тебя выпорют, чтобы ты заговорила?
— Заговорила? О чем? — Она вдруг беспомощно зарыдала, и я непонятно почему почувствовал себя виноватым. — Что ты хочешь услышать, господин? Правду? Или вопли избиваемой рабыни?
Я скривился. Однако в глубине души я забавлялся, и мне стоило немалых сил это скрывать. Ведь Савия все время была начеку. Ее почти звериное чутье подсказывало ей, что, как рабыня, она стоит немалых денег, а вот в тюрьме от нее проку не больше, чем от разбитого горшка. Знала она и то, что мне позарез нужно вытянуть из нее все, что ей известно. Догадываясь об этом, я хранил молчание. Ничто так не развязывает людям язык, как упорное молчание собеседника.
— Прости, — захныкала она. — Там, в тюрьме, так грязно… так ужасно!
Чтобы успокоить ее, я намеренно сделал вид, что смягчился.
— Хорошо. Тогда помоги мне выяснить судьбу твоей госпожи.
Она наклонилась вперед:
— От меня было бы больше помощи, если бы ты взял меня с собой.
— Мне не нужна старая служанка.
— Ну тогда забери меня отсюда и продай! Но лучше оставь меня у себя. Посмотри на себя, господин! Ты так же стар, как и я. Тебе давным-давно пора уже оставить дела, жить где-нибудь в деревне. А там я тебе пригожусь.
Вот уж чего мне точно не надо, так это, уйдя на покой, тащить за собой чей-то брошенный за ненадобностью хлам! И все же… на закате лошади куда охотнее бегут туда, где их ждет сено, а не хлыст. Я притворился, что размышляю над ее словами.
— Я не могу позволить себе лишнего раба.
— Да в гарнизоне будут только рады избавиться от меня! Им осточертели мои вечные жалобы!
Я рассмеялся:
— Хорошенькая рекомендация!
— И к тому же я слишком много ем! Но зато я умею готовить. И получше, чем твой нынешний слуга, судя по тому, какой ты тощий!
Я покачал головой, сильно подозревая, что в этом она права.
— Послушай, лучше постарайся доказать, что у тебя хорошая память, и тогда я подумаю над твоим предложением, обещаю. Ну как — согласна?
Она выпрямилась.
— Я могу быть очень тебе полезна.
— Так ты ответишь на мои вопросы?
— Постараюсь, господин.
Я тяжело вздохнул, нисколько не сомневаясь, почему ей так хочется, чтобы я ее купил. Любой раб обожает чваниться тем высоким положением, которое занимает его хозяин.
— Что ж, ладно. Давай вернемся к тому, на чем мы остановились. Итак, это был брак по любви?
На этот раз она ответила не сразу. Заметно было, что она обдумывает мои слова.
— Это был брак из тех, что приняты в высшем обществе. Любовь там играет не самую главную роль, ты согласен, господин?
— Насколько я знаю, особого приданого у невесты не было.
— Это был не тот случай, когда мужчина женится на деньгах. Наоборот.
— Марку была нужна хорошая должность?
— Ему нужно было, чтобы его слегка подтолкнули.
— А отцу Валерии были нужны деньги?
— Быть сенатором — дорогое удовольствие. Привлекать на свою сторону нужных людей, добиваться нужных тебе решений — для всего этого требуются деньги.
— Ты так хорошо в этом разбираешься?
На губах ее мелькнула тонкая улыбка.
— Я прожила с сенатором Валенсом куда дольше, чем его собственная жена.
— И стала служанкой Валерии.
— Я научила ее всему, эту девочку. Я ведь уже говорила.
Самодовольство этой рабыни начинало изрядно действовать мне на нервы. Готов поспорить на что угодно, что ей случалось в свое время согревать сенаторскую постель, и воспоминание об этом до сих пор приятно тешит ее гордость. Ну еще бы — спать с самим сенатором! Христианка! Это их бог делает их столь бесстыдными и дерзкими. А безмятежное спокойствие, в котором они пребывают, способно свести с ума!
— Ты проводила с ней весь день. — Я попробовал зайти с другой стороны. — Была ли она влюблена в него или нет?
— Моя госпожа едва знала Марка. Они и виделись-то всего один раз.
— И какое он произвел на нее впечатление?
— Ну, он был хорош собой. Но чересчур стар для нее, так она сказала. Ему — тридцать пять, ей — девятнадцать.
— И тем не менее она не возражала против этого брака?
— Наоборот — была очень довольна, что выходит замуж. Наряжалась для Марка, кокетничала с ним и всячески демонстрировала отцу, что готова повиноваться ему во всем. Брак устраивал их обоих — деньги Марка спасали сенатора от долговой тюрьмы, а Валерия получала возможность уехать из Рима. Этот брак льстил ее отцу, а ей давал шанс избавиться наконец от опеки матери и стать самостоятельной. Как все молодые девушки, Валерия вбила себе в голову, что как только она приберет его к рукам, муж станет выполнять все ее прихоти.