Однако поселения свободных крестьян занимали всего лишь часть земли. И очень небольшую на самом деле часть. Были ли тому виной непролазная нищета, долги, болезни, бесконечные набеги или же лень и нежелание работать на покоривших их римлян, неизвестно. Как бы там ни было, но большая часть бриттов успела уже попасть в полную зависимость к крупным землевладельцам, тем самым увеличив количество рабов и оброчных крестьян. В каждом поместье, где стояли виллы римлян, число их обычно превышало сотню. Результатом всего этого стал архипелаг шедевров итальянской архитектуры, захлебнувшийся в бурном море кельтского примитивизма, — так изящно выразился Клодий.
— Меня больше всего удивляет, что, несмотря на все преимущества, которые имеет римский образ жизни, никто, по-видимому, не стремится следовать ему, — возмущался он, пока они ехали вперед. — Просто уму непостижимо! Жить бок о бок с цивилизованными людьми и даже не пытаться хоть что-то у них перенять! Никакого стремления к усовершенствованию!
С таким же успехом Клодий мог бы адресовать свое возмущение лошади, поскольку солдаты не обращали на него ни малейшего внимания. Зато Валерии было скучно, и она опрометчиво позволила ему втянуть себя в разговор.
— К какому усовершенствованию, дорогой Клодий? И как, по-твоему, какой-нибудь бедняга может к этому стремиться? Позволить, что бы и его собственное хозяйство перешло к кому-то из римлян?
— Нет, просто воспользоваться более современными удобствами. Для крыши использовать, например, черепицу вместо соломы. Сделать стеклянные окна. Обзавестись печами или жаровнями.
— А заодно и кучей рабов, от которых одна головная боль. Залезть по уши в долги. Платить бесконечные налоги. А в придачу получить бессонные ночи и полные тяжкого труда дни.
— Наверное, ты пытаешься представить себе жизнь нашего гостеприимного хозяина, Валерия. Уверяю тебя, ты будешь просто счастлива, когда мы попадем туда и ты сможешь насладиться привычными удобствами.
— Не сомневаюсь. Но на твоем месте я не стала бы заранее строго судить его соседей-бриттов, по крайней мере, пока мне не представится случай узнать их получше, познакомиться с кем-то из них поближе, собственными глазами увидеть, как они живут, и понять почему.
Он презрительно фыркнул:
— Все, что ты увидишь, — это грязь и стаи навозных мух!
— Ну, по-моему, лучше разок увидеть, чем презрительно фыркать, когда еще ничего толком не видел!
Клодий захохотал:
— Ты редкая женщина, Валерия! В твоей хорошенькой головке, оказывается, есть мозги!
— Ты тоже редкий человек, раз имеешь мужество это признать, — вернула она ему комплимент. Судя по выражению лица, Клодий почувствовал себя польщенным. Что ж, надо отдать ему должное — Клодий хотя бы обращал на нее внимание. В отличие от других мужчин — остальные предпочитали держаться от нее на почтительном расстоянии, они были неизменно вежливы, но не допускали ни малейшей фамильярности. Словом, она находилась под надежной защитой… и в то же время в своего рода почетной изоляции.
То же самое можно было сказать и о Клодии. Солдаты все как один игнорировали его, видя в нем лишь аристократа, сосланного в их полк на весьма непродолжительное время, и при этом ясно давая понять, что авторитет свой ему еще предстоит заслужить. Юный римлянин, не в силах забыть о собственном высоком происхождении, считал их грубыми мужланами, а солдаты платили ему той же монетой, ничуть не скрывая, что в их глазах он не более чем самодовольный павлин. Приуныв и соскучившись, гордый Клодий снизошел до того, что даже попытался свести дружбу с Кассием, невзирая на его темную и опасную репутацию.
Однако тот оказался достаточно умен, чтобы раскусить его заигрывания.
— Не нужно льстить мне, трибун. Когда-то я был гладиатором, и теперь они презирают меня за это. Сражения на арене цирка не покроют тебя славой — только лишь кровью да песком. А если уж очень повезет и ты останешься в живых, то станешь рабом. Вот так и случилось со мной.