— Надеюсь, вы правы, дорогая моя, — ответил профессор. — Но сначала надо посмотреть, где нам предстоит играть, и порепетировать.
— Да, конечно, — согласилась Тора.
Их встретил один из, королевских адъютантов. Он сказал профессору, что его величество и его высочество кронпринц рады его приветствовать.
Ведя их через просторный внушительный вестибюль, адъютант сказал:
— Пожалуйста, обращайтесь ко мне, профессор, если вам что-то понадобится. Мы позаботились о том, чтобы рояль был настроен. Он довольно новый и, надеюсь, вы будете удовлетворены.
— Не сомневаюсь! — ответил профессор. — Передайте его величеству, как мы ценим его благосклонность.
Они шли по длинным дворцовым коридорам, и Тора любовалась прекрасной живописью и великолепной мебелью. В основном дворец украшали произведения французского искусства. Тора вспомнила, что мать правящего короля была француженкой. Тут она снова пришла в отчаяние при мысли о том, что через две недели король Радел придет просить ее руки.
Встреча с Миклошем все изменила. Она отдала ему свое сердце и не может стать женой другого, будь он хоть трижды королем.
Тора понимала, что ей никогда не разрешат выйти замуж за человека не королевской крови. А это означает, она обречена на, одиночество до конца жизни. Думать об этом было почти невыносимо, но так же невыносимо было согласиться на брак с нелюбимым человеком.
«Это совершенно неестественно!»— думала княжна. Теперь, когда она узнала любовь, ее отвращение к браку с королем Солоны из соображений государственной пользы усилилось в сотни раз. Тора просто представить себе не могла, что кто-нибудь, кроме Миклоша, будет целовать ее.
«Лучше умереть!»— подумала девушка и Поняла, что действительно предпочтет смерть подобному браку.
Адъютант привел их в музыкальный салон, который размещался в самом конце парадных помещений дворца. Торе он понравился, хотя и был меньше, чем салон у них во дворце, и совсем по-другому обставлен. Здесь имелась настоящая сцена с занавесом, а в центре зала стояла чудесная статуя богини с купидончиком на руках, который играл на свирели.
Декор салона был выдержан в голубых тонах, а колонны у стен — бело-золотые. Темно-синий потолок создавал иллюзию ночного неба. Адъютант сказал, что по вечерам в нем высвечиваются звезды.
— Как это необычно! — восхитилась Тора. Его величество сам придумал такое оформление салона? Адъютант покачал головой:
— Боюсь, его величество не очень любит музыку. Этот салон редко используется. По правде говоря, все это выдумка принца Велкана. — Немного помолчав, он добавил:
— Когда его высочество жил во дворце, здесь всегда бывало два-три концерта в неделю. Принц даже приглашал сюда знаменитых оперных певцов из Парижа. Они выступали или здесь, или в театре, который принц пристроил ко дворцу.
— Театр? — воскликнула Тора. — Как это прекрасно!
— Мы все получали от этого огромное удовольствие, — подтвердил адъютант. — Особенно когда в Маглич приезжал русский балет.
По его тону Тора догадалась, что адъютант увлекался не только балетом, но и балеринами. Потом он сказал:
— По правде говоря, ваш концерт, профессор, — первый во дворце за последние шесть лет. И могу вас уверить, весь двор ждет его с нетерпением.
Профессор был рад это слышать. Было решено, что как только им покажут отведенные для них комнаты, они снова вернутся в музыкальный салон и начнут репетицию. Комнаты им отвели в том же крыле, и по роскоши убранства их вполне можно было сравнить с апартаментами княжны во дворце ее отца.
Кроме прекрасной комнаты, в распоряжение Торы предоставили румяную горничную, которая сразу взялась распаковывать ее вещи. Тора попросила особенно аккуратно повесить вечернее платье.
Приведя себя в порядок. Тора поспешила обратно в салон. Однако не успели они начать репетицию, как их пригласили к полуденной трапезе. Стол для музыкантов накрыли в комнате, окна которой выходили в парк, располагавшийся позади дворца. К комнате прилегала терраса, ее ступени спускались на зеленый газон, за ним взлетали в небо струи нескольких фонтанов, рассыпаясь радужными брызгами, прежде чем упасть в каменные чаши.
Парк был разбит во французском стиле. В нем росли кипарисы, аккуратно подстриженные кусты тянулись рядами. Симметричные клумбы и деревья, осыпанные яркими цветами, создавали картину, полную солнечного света и красоты. Тора почувствовала, что на душе у нее стало легче.
Эта красота не меньше, чем музыка, была способна выразить человеческие чувства.
Однако мысли о Миклоше и страх, что ему грозит опасность, не оставляли девушку.
Что он предпримет? Может ли предотвратить мятеж?
А что, если она ошиблась и Миклош не имеет никакой власти?
Наверное, у Торы был такой встревоженный вид, что профессор, истолковав это по-своему, неожиданно повернулся к ней и сказал:
— Вчера вы играли превосходно, но сердце подсказывает мне, что сегодня вы будете играть еще лучше!
Тора поняла, что ее учитель решил, что она волнуется перед выступлением, и пытается ее успокоить. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду?
В конце дня их снова нашел адъютант, который сообщил, что король удостаивает их аудиенции перед обедом.
— Его величество дает званый обед, — объяснил молодой придворный. — Поскольку он желает сначала поговорить с вами наедине, я приду за вами сюда около семи и проведу вас в личные покои его величества.
— Это большая честь, — пробормотал польщенный профессор.
После этого сообщения все разошлись по своим комнатам, и Тора с удовольствием обнаружила, что горничная приготовила ей ванну.
Она не спеша вымылась в теплой душистой воде, продолжая думать только о Миклоше. Она отчаянно пыталась придумать, как ей увидеться с ним, прежде чем они уедут из дворца утром следующего дня.
Тору терзал страх, что, когда она вернется домой. Миклошу уже ее не найти. И в то же время она размышляла, не предупредить ли ей профессора на тот случай, если Миклош попытается через него разыскать «пианистку». Может, лучше попросить профессора сказать, что она уехала в Австрию или Венгрию?
Ей казалось, что нужно непременно скрыть от Миклоша, кто она на самом деле, иначе он ужаснется, узнав о ее обмане. И в то же время она и представить себе не могла, как отказаться от встречи с любимым человеком.
«Я его люблю! Люблю!»— повторяла она в отчаянии. Как же выдержать муку вечной разлуки с ним? Муку долгих лет одиночества и тоски.
К тому времени, как Тора закончила свой туалет, она уже не ощущала того блаженства, которое открылось ей прошлым вечером, когда она словно перенеслась в царство грез. Теперь Тора вернулась к суровой реальности, в которой она была великой княжной и в интересах родной страны должна была выйти замуж за старого нелюбимого человека. Через несколько минут ей предстояло увидеть монарха, который посватался к ней, Тора отдавала себе отчет в том, что, если откажется выходить замуж за короля Солоны, отец и мать могут заставить ее. Они уже намекали дочери, что иначе ей придется заточить себя в монастыре. Она бывала в монастырях, видела спокойные и безмятежные лица монахинь. Но теперь она не сомневалась, что в их жизни не было любви. А если и была, то, возможно, их любимый умер, а это совсем меняло дело.
А как жить ей, зная, что Миклош женат и счастлив, а у нее не осталось в жизни ничего, кроме воспоминаний о его поцелуях?
«Мне надо принять разумное решение», — думала Тора, пока служанка помогала ей надеть вечернее платье.
Но в то же время это разумное решение представлялось ей мучительной пыткой. Как будто тысяча ножей вонзалась в ее сердце, и кровь, словно слезы, струилась из ран.
«Я люблю его! Люблю!»— безнадежно повторяла она, зная, что, как бы она ни рвалась на свободу, дворец станет для нее тюрьмой, где ей придется провести всю оставшуюся жизнь.