– Наконец-то выберусь из лагеря, покатаюсь в метро, побываю в университете. И, – добавил он несколько смущенно, но сияя, – увижу, наконец, женщин!..
Вернулся он, как побитая собака. Ни на один вопрос не отвечал. Не хотел даже рассказывать, что с ним приключилось, и улегся на свою кровать, расстроенный и подавленный.
– Теперь в Москву меня и силком не вытащишь, – сказал один из больных, многозначительно подмигивая.
– Наверное, его там кастрировали, – подтрунивал другой.
Вбежал санитар и предупредил:
– Полундра! Идут!
Действительно, вбежала наш врач, дрожа от ярости, с каким-то документом в руках. Все застыли на своих местах – в таком состоянии мы ее никогда не видели.
Повышенным тоном она резко отчитывала молодого графа. В потоке русских слов мы понимали одно, то и дело повторявшееся: «саботаж». Затем попало и нашему санитару Бруно. Он не сразу все перевел. Бруно, видимо, тоже далеко не все понял и смущенно бормотал что-то маловразумительное.
– Возмутительно! Саботаж!.. Как вам только не стыдно! Черт знает, что такое! Делаешь все, что можешь, а вы так осрамили меня… Это откровенный саботаж!
Позже мы узнали, что там стряслось. Поездка протекала, как было задумано: Москва, метро, университет и женщины! Сотни красивых молодых студенток в огромной аудитории, где была расставлена всякая аппаратура. На стене висел экран, как в кино. На нем во время лекции проецировались контуры мочевого пузыря графа. И тут-то случилась катастрофа. В присутствии желанных представительниц прекрасного пола молодой граф не смог сдержаться и… оконфузился. Скандал протекал по всем правилам.
Как-то Альтрихтер заговорил об этом происшествии.
– У нас, на «христианском Западе», все половые вопросы рассматриваются как нечто постыдное. Недаром слова «пол» и «плохой»{18} звучат почти одинаково. Для русских это столь же естественно, как и все прочее. В результате здесь ведут себя чище, чем в нашем «христианском мире», где масса половых извращений.
В качестве примера он привел поразившие нас тогда положительные результаты проверки состояния здоровья населения в бывших оккупированных областях Советского Союза.
– Но ведь и Советский Союз частично принадлежит к «христианскому Западу», – вставил я.
– Вы, пожалуй, правы, но есть некоторая разница. Возможно, это связано с тем, что Советский Союз еще в 1917 году отказался от всяких лицемерных фраз, что придало как политическим, так и человеческим отношениям новое содержание. С тех пор здесь все человеческие отношения гораздо естественнее. Врач не понимает всей порочности нашего мира. Поэтому она и объясняет поведение этого графа саботажем.
После госпиталя я снова вернулся в лагерь. Реакционная часть военнопленных вела себя гораздо тише. К концу 1946 года внешний вид лагеря изменился. В Нюрнберге четыре державы совместно постановили, что военнопленным запрещается носить знаки различия и ордена. Я уже давно сам снял свой «Рыцарский крест». Адмирал из Штеттина вздыхал:
– Боже мой! Если бы у меня была моя синяя адмиральская форма, я все равно был бы некоронованным королем в лагере, в этой безнадежной серой действительности!
Время бежало быстро. Мир становился все более пестрым и запутанным. Был пущен в ход «план Маршалла», который должен был оказать экономическую и финансовую помощь «свободным народам мира». На Западе уже в официальных инстанциях стали поговаривать о пересмотре новой польско-германской границы. Вояки почувствовали близость перелома. Они знали новое и очень старое направление: на Восток!
– А за цель и успех отвечают наверху. Мы двинемся в поход, хоть весь мир пойдет прахом.
Как-то вечером мы гуляли с генералом Брейером. Он сказал, что западные державы, по-видимому, стараются отмежеваться от своего восточного союзника. Это было не ново. После паузы он добавил:
– Вот тогда и будет совершенно ясно новое военное направление. Я не сомневаюсь, что интересы нашего сословия капиталистический мир защитит лучше, чем социалистический.
Мне хотелось посмотреть ему в глаза, но он опустил голову. Его лицо нервно вздрагивало.
– Для будущей политики Германии основное – это интересы всего немецкого народа, а не одного сословия, даже если это сословие, к которому сам принадлежишь, – возразил я. – Вы ведь признали, что круги, стоявшие до сих пор у руля, обанкротились. Вы отлично понимаете, что грозит нашему отечеству, если они снова захватят власть в Германии. Чтобы предотвратить это, вы решили участвовать здесь в политической работе. И я надеюсь, не только на время вашего пребывания в лагере?..