Огромный черный волк с глазами, налитыми тьмой, ждал меня. Он скалился и рычал, переступая с лапы на лапу. Мы не нуждались в представлении, потому что знали и чувствовали друг друга. Увидев цепь в моих руках, он бросился ко мне. Я ожидал, что он мне перекусит горло, но он вцепился в цепь и рванул ее. Удивительно, но я смог ее удержать. Морок, понимая, что внезапность ему не помогла, взвыл и снова вцепился в цепь, тянул и рвал ее, упирался лапами, буквально вспахивая землю. Он дал мне силу, и он же боролся с ней, но меня не трогал. И страх перед ним пропал – я нужен был ему, мое тело нужно было ему. И это помогало мне бороться. Наматывая цепь на руку, я подтягивал зверя к себе, пока он не оказался у моих ног. Выкрутив цепь, я заставил Морока лечь и обвил цепь вокруг его горла. В его глазах был страх. Я чувствовал его, как он чувствовал меня, мою решимость побороть его.
И тогда он захрипел:
– Пусти меня, глупец! Я дам тебе всё, что захочешь.
– И чем же мне придётся расплатиться? Своей жизнью? Так дорого я не готов платить за сомнительные подарки.
Я тащил его к ближайшему дереву.
– Я могу уложить к твоим ногам весь мир!
– Весь мир будет у моих ног и без тебя.
Я обмотал и завязал цепь вокруг ствола большого дерева, полного сил. Стоило мне отойти, как произошло что-то странное: казалось, что земля вздыбилась и поднялась в воздух вокруг нас, превращаясь в невесомый пух, ярко засветившийся. Огоньки собирались, разрастались и преображались, формируя этот сад и забор вокруг него с аркой. Это дерево стало его центром. И к нему приковал мой демон…
***
Я молчала, поражённая историей Кристофа. А он сказал то, о чем я уже и сама догадывалась:
– Это дерево… – он жестом указал на засыхающий тис, к которому прикован Морок, – …оно было сильным и цветущим, потому я его и выбрал. Но Морок перетирает его ствол цепью и все глубже подрывает корни. И от этого мне труднее его контролировать.
– Неужели нельзя избавиться от него совсем?..
– Помнишь надпись над аркой? «Сокрушит во тьму надломленную ветвь. Возродится свет с цветением благородного тисового дерева». Я думаю, ответ в ней.
Конечно, я видела и даже запомнила эти слова, но теперь они представлялись в новом свете.
– Всё просто – нужно найти новое дерево и перевязать Морока.
Кристоф нежно приобнял меня за плечи и прошептал:
– Приятно, что ты переживаешь обо мне.
Я хотела ему ответить, но пара черных глаз монстра смотрели на меня, словно приговаривали к ужасной смерти. По коже пробежал холодок.
– Он говорит? – спросила я у Кристофа.
– Говорит. Но предпочитает делиться своими мыслями исключительно со мной. По крайней мере, так было до сегодняшнего дня, – Кристоф повернулся к зверю и обратился к нему: – Так, что ты хотел, демон?
Заскулив, как виноватая собака, Морок прикрыл морду лапами.
– Боишься, хитрец. Молчишь.
Кристоф решительно пошел к волку, тот встал и попятился, отворачивая морду и путаясь в цепи – здоровый страшный монстр превратился в трусливую шавку, боявшуюся наказания. Кристоф схватил за цепь и намотал её на сильную руку. Морок упирался, тормозя сильными когтистыми лапами, срывая дерн, но Кристоф был сильней. Дернув за шипастый строгий ошейник, он наклонился к зверю и начал ему что-то шептать в самое ухо, в ответ животное только жалобно скулило и норовило вырваться из рук. Их странный разговор продлился недолго.
Кристоф отпустил зверя и сбросил с руки цепь. Брезгливо отряхнув руки, он подошел ко мне:
– Пойдем, – аккуратно взял меня под локоть и повел к арке, – он больше не будет тебя пугать.
Уходя, я обернулась и бросила взгляд на голое дерево с ослепительно яркими плодами и вспомнила, как Кристоф выращивал тисовое дерево ночью, во дворе замка. То растение было крепким, наполненным жизнью, но оно ему не подошло. Как он понял это? Мы вышли из арки, и я заступила мужу дорогу, положив руки на его плечи, но задать вопрос не успела – Кристоф мгновенно привлек меня к себе и потянулся поцеловать. Я уперлась руками в его грудь, пресекая нежный порыв.
– Что за наглость?
Кристоф внимательно смотрел в мои глаза с улыбкой, а потом вдруг весело рассмеялся:
– Вы слишком строги ко мне, фрау. После всего, что между нами было, вы разбиваете мне сердце отчуждением, – его голос звучал с иронией, но за ней он прятал грусть.