Я кивнула. Шея болела от цепкой хватки Иты, и почти не получалось дышать. Когда женщина разжала пальцы, я закашлялась и часто задышала.
Ита достала из передника нечто похожее на пудреницу и снова развернула мое лицо, разглядывая синяк. Неожиданная мысль ужалила мозг.
— Торги состоятся прямо сейчас? — тихо спросила я, испуганно глядя в глаза женщине.
Та кивнула и открыла пудреницу. И вот тут я полностью осознала свое гиблое положение. Нет-нет! Так не должно было быть! Мне нужно время!
— Я девственница! — выпалила я. — Вы можете меня дороже продать!
Женщина даже не подала вида, что ей интересны такие подробности:
— Плохо. Лучше не говори никому, иначе тебя не купят. Зачем кому-то лишняя морока? А если не купят, Руми что-нибудь интересное для тебя придумает. Тебе же этого не хочется?
Я начала часто дышать, сердце в груди отбивало чечетку, пока Ита пыталась скрыть мой синяк. Я даже перестала сопротивляться. Страх и отчаяние заполнили голову и не позволяли хоть немного подумать, как можно выкрутиться.
Когда женщина закончила, охранники вошли внутрь, один из них отдернул меня от стены, ухватил сзади за шею и наклонил вниз. Я дернулась было выпрямиться, но мужчина держал крепко. Так, в полусогнутом положении, меня вывели из подвала и, к моему ужасу, подвели к одному из кораблей, пришвартованных в порту. Зачем на корабль?
И тут я начала с остервенением упираться. Правда, в этом уже не было смысла, но паника и страх сделали свое дело, и я потеряла контроль. Охранник сильнее надавил на шею и внушительно пихнул под ребра. Я прерывисто дышала, широко открыв глаза и смотря на трап, по которому меня вели.
Торги состоятся на судне. В открытом море. Некуда будет бежать.
В камере я пробыла недолго, но мне это время показалось вечностью. Меня трясло так сильно, что даже затошнило от содроганий. Желудок сжался в плотный комок, и я давилась накатывающими спазмами, хватая ртом воздух. Рядом в камерах сидели еще несколько девушек, и все плакали. Я не плакала. Еще держалась. Так не должно все закончиться.
Происходящее вокруг вдруг превратилось в один сплошной кошмар. Когда охранники пришли за мной, то просто бесцеремонно приперли к стене и начали разрезать на мне костюм. Когда я почувствовала холодное лезвие на своей коже, то закричала. Негромко, но отчаянно. Охранник снова схватил меня за шею и заставил нагнуться. Что-то выпало из кармана и глухо стукнулось о деревянный пол. Это был кулон цветка лалэйи. Я дернула связанными за спиной руками, ощутила в полной мере всю свою беспомощность. Охранник толкнул меня, но я не сводила глаз с кулона. Хотя бы его я должна забрать!
Пальцы мужчины сжали шею так, что я вскрикнула от боли.
Меня, абсолютно голую, вывели на палубу и заставили стать на специальный помост. Желающие поглазеть на торги пялились на меня с других кораблей, окружавших судно работорговца. Видимо, эта бухта была специальным местом для таких сборищ. Кто-то сзади разрезал веревку и освободил руки. Я тут же попыталась прикрыться, потому что ничего другого мне не оставалось — помост окружали мужчины, множество мужчин. Они гоготали, свистели и громко обсуждали меня. На соседних суднах происходило то же самое. На каждом были особые гости, как-то выделяющиеся из толпы: главари, способные заплатить. Остальные — их подручные, улюлюкающие и отпускающие пошлости.
Работорговец поднялся на помост и дернул меня за плечо, заставляя убрать руки от груди. Я в отчаянии ударила его по рукам, но мужчина сильнее сжал плечо и процедил сквозь зубы:
— Еще раз поднимешь руки, и я отдам тебя своим людям. Поняла?
Я смотрела на него со смешанным чувством ненависти и страха. Меня сильно трясло еще и от холода, — на улице вечерело. Я отвернулась, прикусив губу и стараясь смотреть поверх голов собравшихся. Руки сжались в кулаки, было страшно даже дернуться.
— Итак, почтенные, сегодня у нас… Вы не поверите! Графиня! — начал говорить работорговец. — Ну, или считает себя таковой.
Разбойники дружно захохотали. Голоса слились в один шум, я почти не различала слов. Нагота делала меня втройне беспомощной. Кто бы меня не купил, это не Кристан. Со мной не будут цацкаться, наряжать в платья, учить сражаться… Тут я поняла, что про себя впервые назвала графа по имени. Именно сейчас, когда все почти потеряно, я жалела о своем поведении. Жалела, что доставляла ему столько проблем и злила его. Жалела, что иногда вела себя просто отвратительно и не слушала его советов, не хотела слушать. Жалела, что так и не назвала его по имени. Теперь уже не назову.