— Я в платье, вообще-то.
— Вот и умница. И кого он тебе сватает?
— Тебя. Или Асзара.
Лореотис закашлялся, поперхнувшись дымом.
— Меня?! Да он ополоумел!
— Вовсе нет. Он просто хочет меня раздавить. Всегда он хочет одного и того же, как я ни стараюсь! Ему нужно, чтобы меня на куски разорвало, чтобы от меня вообще ничего не осталось!
— Но-но, полегче. Мне, конечно, очень лестно, что ты так представляешь наше супружество, однако, смею заверить, на куски я пока ещё никого не порвал, у меня там всё вполне в рамках разумного.
— Тебе весело?! — остановилась Авелла напротив рыцаря.
— Нет, но это не повод перестать шутить. Ты ведь Воздушная! Улыбнись хотя бы, что ли. Твоей улыбки сейчас всем очень не хватает.
Авелла не улыбнулась.
— Трубку погаси, — сказала она. — Огонь запрещён ночью.
— Это приказ главы клана? — спросил Лореотис, спокойно попыхивая трубкой.
— Это приказ регента главы клана Воздуха. Я прекрасно понимаю, что никакого смысла в нём нет. Но пообещала следить за исполнением.
Она подошла к двери.
— Знаешь, малышка, — вздохнул Лореотис, выбивая трубку, — ни к чему хорошему всё это не приведёт. Ты либо совсем прогнёшься, либо начнётся резня. Одно из двух.
— Знаю.
— И на что мы надеемся?
— Ты знаешь.
Толкнув дверь, Авелла вошла в полутёмное помещение. Вытянув руку, зажгла на ней огонёк. Плевать на этот дурацкий запрет. Если бы дракон мог, он бы проник сюда миллионом путей. Случайная искра, солнечный свет, огонь страсти и огонь ненависти, полыхающий в душах. Но он пока не трогал Материк. И всё, что видела Авелла в запрете мамы — очередную попытку ущемить себя.
Зован лежал в палате один. Все пострадавшие в бою с лягушками, големом и драконом уже давно поправились, либо умерли, только брат Авеллы оставался без сознания. Зажили страшные раны, восстановилась обожжённая кожа, но дух не спешил пробуждаться в его теле. И вот, наконец, это случилось.
— Как… Как ты себя чувствуешь? — пролепетала Авелла, остановившись на пороге.
Зован, грустно усмехнувшись бледными губами, отвернулся.
— Могла бы завизжать, броситься на шею, плакать и смеяться. А я бы крыл тебя на чём свет стоит и отталкивал. Так бы хоть на миг показалось, будто всё по-прежнему, — прошептал он.
Голос его ещё не слушался.
— Всё не по-прежнему, — прошептала Авелла в тон ему.
— Вижу. И ты изменилась.
— Я… Не хотела.
— Никто не хотел.
Помолчали. Авелла подошла к постели брата, уселась на краешек. Он по-прежнему смотрел в сторону, и Авелла не искала его взгляда. Почему-то казалось, что он, может, плачет, и вдруг ему не хочется показывать ей свои слёзы.
— Последние дни я слышал разговоры, — вновь заговорил Зован. — И сейчас… Отец и Лореотис многое мне рассказали. Что, Акади вот-вот захватит власть в клане Огня?
— Никогда она её не захватит. Да и не хочет. Она просто заботится обо мне. А Тарлинис — ненавидит. А для меня сейчас всё одно и то же.
Сделав несколько глубоких вдохов, Авелла успокоила очередную бурю внутри себя и добавила:
— Тарлинис считает, что мне необходимо выйти замуж. И, кажется, не он один…
С замиранием сердца она ждала возмущения, она ждала поддержки. Но Зован только вздохнул и сказал:
— Ну… Наверное, разумно. Представляю, какая из тебя правительница. «Принесите мне чай. Нет, кофе. Ай, отстаньте, я пойду гулять. Ну и что, что война? Приготовьте мороженое».
Внутри как будто всё заледенело. Авелла подождала пару секунд, потом тихо встала.
— Рада, что с тобой всё в порядке, — сказала она своим новым, «мёртвым» голосом, который появился у неё с той ночи, когда мир изменился. — Как только окончательно придёшь в себя, потрудись явиться ко мне в дом, я дам тебе работу. У нас много дел…
— Белянка, — ласково сказал Зован, и она осеклась. — Прекрати. Что бы там ни думал отец… Да плевать. Тебя это убьёт. То, что ты сейчас делаешь, тебя тоже убивает.
— Он вернётся, — невпопад ляпнула Авелла. — Всё будет хорошо…
— Когда он вернётся? Мы этого не знаем. Тебе нужно дожить до этого момента.
— Я не отдам клан! Он никогда мне этого не простит.
— Он простит тебя, даже если ты собственноручно перережешь весь этот клан, и ты сама это знаешь. Ты не потому за него держишься. Ты просто потеряла две важных части себя, и теперь стараешься жить за троих. Но нельзя быть одновременно милой Авеллой, безжалостной Натсэ и упёртым Мортегаром, который может взвалить на себя целый мир и не сломаться.
— А что мне ещё делать? — крикнула Авелла. — Я не могу по-другому!