— Сэр Мортегар, — ровным голосом заговорила она. — Я догадываюсь, что моя дочь наговорила много… нехорошего про меня и про ситуацию в целом. Я не хочу оправдываться перед вами. По-моему, человек, который оправдывается, не стоит особого внимания. Вы знали меня с того дня, как вошли гостем в Небесный дом, и несколько раньше узнали Авеллу. Вы вполне способны составить собственное мнение обо всём, я не собираюсь на него влиять. Оставим.
В тот раз в Небесном доме госпожа Акади меня, помнится, поразила. Она сказала что-то вроде: «Даже если вы — маг Огня, нужно быть безумцем, чтобы признаться в этом практически чужому человеку, поэтому я и не задаю такого вопроса». И сейчас она вновь показала себя мудрой женщиной, глядящей в суть вещей куда глубже многих.
— Оставим, — кивнул я. — Вполне допускаю, что вы были правы. Но точно так же была права Авелла. С возрастом понимаешь одну непростую вещь: правы могут быть все. И тогда приходится искать другие критерии, чтобы выбрать, кого поддержать. Например, дружба. Или любовь.
Сказав это, я сам себе изумился. Надо же… Со стороны послушать — и не скажешь, что дурак. Правда, что ли, взрослею? Пора бы…
Акади улыбнулась. С ней мы, похоже, друг друга поняли. С Логоамаром тоже установилась некая эмоциональная связь. А вот Дамонт по-прежнему смотрел на меня недобрым взглядом.
— Мне кажется, — сказал он, — что здесь только я один имею смелость назвать вещи своими именами. Полгода я разбирался в ситуации. Поправьте меня, если я ошибаюсь, сэр Мортегар. Это ведь именно вы взрастили Огонь? Вернее, часть Огня.
— Его женскую ипостась, — подтвердил я. — Искорку. Так до сих пор и не понял, было ли это оскорблением или, напротив, поощрением… Над некоторыми вещами лучше слишком глубоко не задумываться: рискуешь пропустить момент, когда нужно ударить мечом.
— То есть, мы потеряли наш мир по вашей вине, — уточнил Дамонт. — Прекрасно.
— А я не вижу здесь своей вины, господин Дамонт. Никто не подошёл ко мне и не спросил: «Пс, парень, не хочешь выносить Искорку?». Не было такого. Меня вырвали из моего мира, а когда я очнулся, Искорка уже была во мне. Допускаю, что вы бы в такой ситуации покончили с собой, как подобает сознательному магу. Но я не был магом, я понятия не имел, что происходит, и хотел жить, вот и всё. Будете меня в этом обвинять? Обвиняйте, мне плевать. А пока подбираете обвинения пообиднее, послушайте вот что. Я прекрасно помню, как дракон убивал Талли, а вы стояли. Вы, и всё ваше Земное воинство. Просто стояли, наложив в штаны. А мы — пытались что-то сделать. Клан Огня, который вы теперь, кажется, вновь готовы записать в изгои. Мы — сражались, пока вы стояли.
Дамонт молчал, и я, переведя дух, заговорил снова:
— Вы ни слова не сказали мне тогда, в Дирне. Нет! Вы сами прибегли к помощи Мелаирима, который за всем этим стоял. Сами, не отпирайтесь! Иначе как бы он выбрался из казематов? И Боргента, путешествующая с ним, совсем не напоминала заложницу, уж извините. А теперь, когда вашу ставку перебили, вы начинаете искать виноватых. Знаете, что? Вы сейчас ничем не лучше меня. Вместо того, чтобы что-то сделать с реальностью, вы ищете причины для ненависти, чтобы окончательно уничтожить всё, что осталось. Такова ваша политика? На этом вы планируете остановиться?
— А какова ваша политика, сэр Мортегар? — сквозь стиснутые зубы спросил Дамонт. — Ваши упрёки звучат интересно ровно до тех пор, пока не потеряешь всё, что имел, без возможности возврата.
— Моя политика? Очень простой вопрос. Я хочу вернуть землю людям.
— А люди там и так прекрасно живут, — усмехнулся Дамонт. — Простолюдинов никто не трогает. Это магам туда путь заказан.
Я помолчал. Сказать сейчас всё, что я понял, в том числе и благодаря визиту в родной мир, было равнозначно тому, чтобы подписать себе смертный приговор. Тем более, что из того, чего я не понял, можно было город построить. Но мне на самом деле и не нужно было знать всего, чтобы поступать правильно. Ум — не самая сильная моя сторона. В отличие от сердца, которое может знать такие вещи, от которых мозг отделяют тысячи лет эволюции.
— Те, кто сейчас на Материке, получат возможность вернуться домой, — выбрал я самую обтекаемую формулировку. — В этом я могу поклясться.
— Блестяще, сэр Мортегар, — засмеялся Дамонт. — У вас есть задатки хорошего политика. Уверенный тон, красивые слова и — ничего конкретного. Ладно, чего вы хотите? Теперь конкретно, у нас время не бесконечно. Мы и так из-за вас задержались дольше всяких приличий.
Я непроизвольно моргнул. Дамонт смотрел на меня с улыбкой, по-прежнему.