Если отец и научил ее чему-либо, так это мужеству перед лицом врага.
Глава 3
Темпл хмуро посмотрел на лежащего на койке Рейна.
— Можно подумать, он без сознания или что-то в этом роде. Пробормотал несколько слов. Ей-богу, он совершенно неподвижен.
— Значит, ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется, — ответил Лилан.
— Это лихорадка, что тут еще знать?
Если бы не пот, блестевший на груди друга, Темпл подумал бы, что тот при смерти.
— Он лечит себя, — объяснил Лилан и, как всегда в подобных случаях, задумался, где сейчас пребывает капитан.
Темпл недоверчиво взглянул на рулевого. Он знал Рейна всего несколько лет, хотя их пути часто пересекались во время его командования одним из судов капитана. Рейн отличался благородством и неизменной верностью, однако кое-что в нем с трудом поддавалось объяснению. Например, это.
— Я знаю, что он увлекается викканским искусством.
— Это не увлечение, — ответил Лилан. — Ты просто не понимаешь.
— Да? Объясни, приятель.
— Он сам расскажет, если захочет.
Темпл оглянулся на своего капитана. За бутылкой мадеры Рейн иногда рассказывал кое-что из своего прошлого, но редко касался этой стороны своей жизни.
— Оставим его. — Бейнз кивнул на дверь и направился к выходу. Раджин лежала на страже у койки, свернувшись, как котенок, и положив голову на мощные лапы. — Нужно подождать.
Рейн ничего не слышал, окружив себя коконом из света, который делал его невесомым, проходил сквозь его мозг, древние слова заполняли душу, поглощались кожей. Тепло, непрерывно поступающее в кровь, омывало рану с каждым ударом сердца.
Рейн увидел какую-то улицу, от которой в разные стороны, как спицы в колесе, расходились дороги. Три из них были темными, окутанными пеленой. Неожиданно всплыли картины детства: худенький мальчик лежал на земле, сжимая руку матери. Он повернул голову, увидел ее неясный образ, длинные черные волосы, сплетенные с зелеными травами Убежища. Ее губы шевелились, и хотя он ничего не слышал, но понимал слова.
— Ты чувствуешь ее? Это земная энергия. Возьми ее, Дахрейн, держи крепче — она бесценна.
Он вобрал в себя эту силу и погрузился в целительный сон. Энергия текла в него, словно горячее вино, и он с радостью впитывал ее, позволяя ей проникать в рану и исцелять.
— A null e. A null e. Slainte.
— Аврора?
— Да, сын мой. Я здесь. Рейн улыбнулся.
Не спуская глаз с племянницы, бригадный генерал Этвел Дентон нанизывал на вилку кусок вареной говядины.
— Ты видела список гостей? — спросил он.
— Да.
— Приглашения разосланы?
— Половина. Эрджил доставит остальные к концу недели. Микаэла ковырялась в тарелке, ощущая присутствие майора Уинтерса, который сидел напротив и пялился на нее, словно мышь на головку сыра. Высокий светловолосый адъютант казался ей приживалом, обосновавшимся в их доме, который слонялся тут без дела и вынуждал ее в течение последних нескольких дней ежевечерне лицезреть его обманчиво красивую физиономию.
— Продукты заказаны. Миссис Стокард сейчас занята их приготовлением, — добавила Микаэла.
Все готовит и готовит для приема, который бригадный генерал устраивает в свою честь, желая отпраздновать недавнее повышение по службе.
— Я послал за платьем для тебя. Это, — ткнул он пальцем в ее шею, прикрытую серым воротником, — не подойдет.
«Лучше верни мне пенсию и мое приданое, я сама о себе позабочусь», — подумала девушка. После смерти отца и появления дяди Микаэла лишилась возможности распоряжаться своими деньгами. Его не волновало, что она уже в том возрасте, когда ей могут сделать предложение и муж не получит ее приданого, ибо он тратит его на свой проклятый бал.
— Спасибо. — Тон достаточно сердечный, не так ли? — Но уже поздно что-либо менять.
— Значит, ты сможешь носить его потом. Думаю, оно будет тебе впору.
Он думает? Микаэла стиснула зубы, борясь с желанием закричать на него. Что может знать человек, интересующийся только войсками, амуницией и сражениями, о том, сколько времени требует подгонка бального платья?
— Большое спасибо, дядя Этвел, — повторила она, пробуя тушеную рыбу, приготовленную кухаркой специально для нее.
— Тебе нужна дополнительная прислуга?
— Нет. Мне пришлось управлять домом с четырнадцати лет. И дом был в два раза больше этого, когда моего отца послали к радже. Папа был выдающимся человеком, так говорил испанский король.
Она почувствовала удовлетворение при виде сжавшихся губ дяди. Он не любил упоминаний о достоинствах брата, и разумнее было держать язык за зубами, но ей так редко выпадал случай показать свои истинные чувства.
— Один бал — это совсем не трудно, — сухо закончила она.
— Но он должен быть лучшим. — Дядя, когда важничал, становился похожим на медведя.
— Разве я когда-нибудь подводила вас?
Дядя перевел взгляд на майора Уинтерса, и девушка сразу пожалела о своих словах. Потребовалось все ее самообладание, чтобы сохранить на лице маску раскаяния. Микаэла опустила глаза. Болван, равнодушный, грубый болван! Разве недостаточно, что майор просто сидит напротив нее, и необходимо еще напоминать о его подлой победе?
— В последнее время нет, — признался генерал, не замечая, как майор обшаривает взглядом ее фигуру, а его губы растягиваются в хищной улыбке.
Желудок Микаэлы сжался, грозя выплеснуть содержимое прямо на стол. Этот взгляд преследовал ее по ночам. Она протянула руку за бокалом с вином, но опрокинула его, и темно-красная жидкость вылилась на кремовую ирландскую скатерть.
— Смотри, что ты наделала! — рявкнул дядя. — Неуклюжая женщина.
Раздался тихий смешок, и Микаэла поняла, что больше не в силах выносить извращенную радость Энтони Уинтерса, наслаждавшегося ее промахами. Она резко поднялась и выбежала из комнаты, не обращая внимания на крики дяди, который приказывал ей вернуться.
Покинув столовую, девушка остановилась и похвалила себя за сдержанность. Было нетрудно убедить их, что она мало чем отличается от ковра, который можно топтать, не замечая его, теперь важно поддерживать в них это мнение. Оглянувшись, Микаэла увидела, что оба увлечены разговором и почти забыли о ней. Чего она и добивалась. Нужно сходить на кухню и признаться миссис Стокард, что она испортила еще одну скатерть.
«Удивительно, как вино не пролилось мне на колени и не испачкало платье», — с небрежной усмешкой подумала Микаэла, поражаясь, как ей удалось выдержать столько времени и не наложить на себя руки. Тут она споткнулась о ковер и упала прямо на руки Эрджилу, который в этот момент вышел из-за угла. Мускулистый шотландец невозмутимо поддержал ее, будто просто шел мимо, поправил картину на стене и зашагал дальше. Микаэла пригладила волосы и двинулась к кухне, негромко засмеявшись, когда Эрджил, находившийся уже в противоположном конце холла, тихо прищелкнул языком.
Прокравшись по темному коридору, Микаэла остановилась у дверей отцовских комнат и прислушалась. Кряхтение и скрип кровати свидетельствовали, что дядя уже лег, а когда свет у него погас, она вернулась к себе. По пути к большой корзине она скидывала одежду, разбрасывая ее в разные стороны, Из-под груды семейных реликвий девушка вытащила мужские штаны, рубашку, толстую шерстяную куртку и ботфорты, Переодевшись, Микаэла убрала волосы под шапку и достала спрятанный нож с резной костяной ручкой.
Ей показалось, что с момента их встречи прошло не два дня, а целая жизнь, Боль с неожиданной силой шевельнулась в груди, и она прижала ладонь к сердцу, ощутив его частые удары.
Никому еще не удавалось всколыхнуть ее тщательно контролируемые чувства. Это сделал Рейн, что ей очень не нравилось, Но ради очаровательной улыбки и потрясающего юмора, с которым он воспринял происшедшее между ними, она молилась, чтобы он выжил. Микаэла спрятала нож в сапог, тут же почувствовав себя немного более защищенной, чем за день до смерти отца.
Темпл стоял у поручней, сложив руки на груди, и, невидимый в темноте, наблюдал, как Рейн вывел жеребца из отдельного стоила, почистил его, вымыл ему копыта, затем дал мешок с овсом, после чего закинул ему на спину испанское седло.