Улыбаясь, он вглядывался в ее грязное лицо. Прекраснее этого ему никогда еще не приходилось видеть.
– Господи, я думал, что потерял тебя, – выдохнул он, моргая от разъедавшего глаза дыма.
Потом быстро поцеловал ее, подтолкнул к грот-мачте и заставил подняться по вантам.
– Ты в порядке? Он не причинил тебе вреда?
– Я нормально себя чувствую, только голодна как тысяча волков. Что ты делаешь?
Балансируя на крюйселе, Рейн обмотал ее веревкой.
– Нужно перебираться на «Императрицу», корабль тонет.
– О нет! Мы не можем воспользоваться досками?
Не успела она закончить, как два корабля разошлись, и доски посыпались в воду. Рейн крепко обнял жену.
– Ты мне веришь?
– Конечно.
Он прыгнул, и они поплыли в воздухе. Сильные руки подхватили их над квартердеком «Императрицы», помогли освободиться от веревок. Таунсенд Расти улыбнулся ей, а Рейн, не теряя ни секунды, подхватил ее на руки и начал целовать.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, – шептала она.
– Микаэла, я думал, что уже никогда… о Боже… – Он заплакал.
Вернул их к действительности пушечный выстрел.
Рейн тут же приказал идти на помощь «Часовому», который вел ожесточенный бой с «Викторией», пока «Гэли Рейдер» подбирал команду «Айлендера», прикрывая их огнем от не прекращавшего бой корабля сопровождения. Позади тонул «Кавалер», спуская на воду шлюпки. Рейн пощадил оставшихся в живых.
Они подошли к «Часовому», и Микаэла увидела, как Николас поднял руку, собираясь дать залп из всех орудий.
Микаэла вырвалась из объятий мужа и вскочила на поручни.
– Нет! Не трогай золото, Николас! – прокричала она. Тот хмуро взглянул на нее:
– Ты сошла с ума! На него мы купим оружие, провиант и одежду. Тогда мы победим!
Выхватив у Лилана пистолет, она прицелилась.
– Оружие, говоришь? – Микаэла указала на поврежденные корабли. – Они только выполняли приказ. Может, они не сумеют этим воспользоваться, но мы дадим им шанс. – Шум вокруг утих, все стали прислушиваться к ее словам. – Докажите, что мы более терпимы, что мы сражаемся за лучшую жизнь. Мы не хотим отнимать еду и одежду у их жен и детей. Свобода не достигается жестокостью, нельзя лишать гордости невинных людей. Так поступает Англия. Мы победим, ибо наша цель – справедливость. Мы боремся за независимость, за право самим выбирать, мы не хотим превратить их всех в американцев!
Николас тяжело дыша опустил руку и кивнул.
Наконец Рейн понял ее стремление к свободе. Он гордился женой, ее отвагой и мужеством, ее способностью к состраданию, хотя у нее было много причин жаждать мщения.
– Ура, ура! – закричал кто-то в наступившей тишине. Другие подхватили, и Микаэла вспыхнула. Солдаты и матросы улыбались ей.
– Хорошенькое дело, черт возьми, – пробормотала она, спрыгивая с поручней. – Этого мне не простят.
Рейн нежно поцеловал ее в лоб.
– Превосходная речь, любимая. Я буду твоим учеником.
– Не нужно мне никаких учеников. Я устала. – Микаэла протянула ему пистолет и окинула взглядом дымящиеся корабли. Она испытывала отвращение к войне. – Я не могу быть полезна восставшим, не могу вернуться ни в Англию, ни в колонии… Нас обоих могут арестовать и судить за измену, Рейн. Мы не имеем права рисковать, подвергая опасности наших друзей. – Она кивнула в сторону Николаса. – Пока Англия не признает независимость Америки.
«Она выглядит такой потерянной», – подумал Рейн.
– У нас есть дом в Убежище или на Мадагаскаре. Поступим, как ты захочешь.
Печаль на ее лице уступила место нескрываемой радости.
– Люби меня, Рейн. Потому что у меня есть силы только на любовь к тебе.
– Слава Богу, – простонал он. – Я люблю тебя. Через разделявшую их полосу воды Микаэла заметила стоявшего рядом с отцом Колина.
– Хотя… есть еще одна несправедливость, которую я должна исправить…
Нахмурившись, Рейн повернулся, а она, сверкнув глазами, взяла пистолет и направила его на Колина. Рэнсом от удивления приоткрыл рот.
– Рейн! Уйми эту женщину!
Микаэла тщательно прицеливалась.
– Что ты делаешь, черт побери? – вскричал Рейн. Колин, скрестив руки на груди, с вызовом смотрел на нее.
– Возвращаю долг. Ты не сможешь этого сделать, потому что любишь его. Ну а я не люблю.
Пуля вонзилась в палубу около ноги Колина, тот отскочил назад. Отборнейшие ругательства огласили воздух. Николас смеялся, матросы тихо хихикали. Рейн прикрывал улыбку рукой.
– Ты промахнулась.
– А разве я говорила, что хочу попасть в него? Колин смотрел на нее, медленно опуская руки.
– Еще пистолет, любовь моя? – спросил Рейн. Иногда она была просто великолепна, и он еще больше любил ее за желание защитить его.
– Думаю, одного достаточно. Спасибо. Колин вдруг откинул голову назад и захохотал.
– Разрази меня гром, Рейн, она мне нравится!
Микаэла усмехнулась, довольная тем, что упрямый пират наконец осознал, что недавно переступил черту.
– У тебя такой взгляд… – сказал Рейн.
– Какой?
– «Я нашла себе еще одного Монтгомери, чтобы мучить его». – Он кивнул на брата.
Она наклонила голову, пристально разглядывая мужа.
– Нет, ты единственный мужчина, которого мне хочется мучить. – Она вернула ему пистолет.
– Может, начнем прямо сейчас? – поинтересовался Рейн, отдал разряженный пистолет Лилану и повел жену в каюту, где никто им не помешает.
Микаэла остановилась, чтобы поцеловать его.
– Знаешь, мятежница, ты слишком часто направляешь оружие на мужчин по фамилии Монтгомери.
– Да, но только один раз я целилась в сердце, Рейн.
Эпилог
1783 год
Теплый ветерок Каролины шевелил занавески на окнах. Микаэла выскользнула из-под одеяла и босиком направилась в детскую, но, толкнув дверь, с улыбкой замерла на пороге.
Рейн сидел в кресле-качалке у окна и шепотом разговаривал с Джексоном.
– Ты видел свою маму сегодня вечером? Она была самой красивой женщиной на балу. И должен прибавить, единственной, чья отвага внесла вклад в независимость страны. Знаешь, она была шпионом.
Джексон смотрел на него широко раскрытыми доверчивыми глазами.
– Нет? Готов поклясться, я уже говорил тебе об этом. – Он покачивал ребенка, трогая его крохотные пальчики. – Ты будешь свободным, мой сын. Благодаря таким людям, как твоя мама и дядя Николас.
– И тебе, любовь моя, – сказала Микаэла. – Я не могу забыть, как ты присоединился к нам, еще не сознавая почему.
– Я сознавал, – обиделся Рейн.
– Лжец, – улыбнулась Микаэла.
Она взяла у него ребенка и, присев на скамеечку у окна, начала кормить сына грудью.
В соседней комнате спали двое темноволосых мальчишек, укрытые одеялом свободы. Теперь они были гражданами Америки, хотя дважды в год посещали Мадагаскар, Мозамбик и Убежище. Рейн удовлетворенно вздохнул. Микаэла намекала, что неплохо бы вернуться в объятия семьи. Если бы она попросила, он бы переселился туда, он пойдет за ней на край земли, отдаст за нее жизнь. К счастью, война закончилась, теперь уже не надо идти на благородную жертву.
Микаэла поцеловала сына в лоб. Она еще сохраняла свою диковатую красоту, от которой у Рейна вскипала кровь. С каждым взглядом, с каждым прикосновением его любовь росла, и Микаэла щедро отдавала ему свое сердце. С ней ему не нужно сдерживать чувства, он отбросил все ограничения, которые наложил на себя.
Рейн встал с кресла-качалки и пересел на скамеечку. Микаэла с тихим вздохом прижалась к нему.
– Я люблю тебя. Я еще не говорила тебе это сегодня?
– Тебе не обязательно говорить об этом вслух, мятежница.
Он целовал жену, вбирая в себя ее любовь, благословляя тот день, когда она всадила в него пулю и взяла в плен его измученное сердце. В ней он нашел больше, чем любовь, чем спутника в этой и будущей жизни. В любви к ней он обрел свободу.
И готов провести еще сто лет, слушая сладкий звук этого слова.