И вдруг стало ясно: я должна обо всем рассказать отцу.
Раш зашевелился, отвлекая меня от тревожных мыслей. Перевернувшись, он притянул меня к себе для поцелуя. Как часто бывало по утрам, его член был восхитительно тверд.
— Как ты хорошо спал…
— А ты нет? — хриплым спросонья голосом спросил Раш.
— Не особенно. Изжога мучила, да и мыслей в голове много скопилось.
Не давало спать раненое сердце, так будет честней.
Раш неожиданно вскочил с постели.
— Куда ты собрался?
— Я мигом.
Он вернулся еще с одной куклой. На этот раз игрушка выглядела как настоящий ребенок. И совсем не была уродливой.
— Что это?
Раш опустил глаза и ухмыльнулся.
— Мамашина идея. Я говорил, что это глупость, но она настояла. Эта штука — совсем как настоящий малыш. Можно запрограммировать, чтобы она орала в определенное время, и все в таком духе. Мама сказала, что хотела иметь такую куклу, когда носила меня под сердцем.
Раш сунул игрушку мне в руки. Было похоже, будто я держала настоящего ребенка. Мальчика, одетого в светло-голубую пижамку.
— Можно установить программу так, чтобы он просыпался в нужное время. Так мы привыкнем вставать и перепеленывать его, ну а потом будет не слишком напряжно.
— Надо же, я и не знала, что такие штуки существуют. Он совсем как настоящий: и выглядит, и весит, — сказала я, вглядевшись в нежное личико и прелестные губки бантиком.
— Так он еще даже не включен. Ручки-ножки тоже двигаются.
Он отобрал у меня пупса и нажал кнопку на его спинке. Тот начал шевелиться и даже воркотать что-то на своем языке.
— Раш, это очень странно: будто ты держишь на руках настоящего малыша.
— Ну, наш-то малыш будет не в пример милее. — Мой любимый подмигнул.
Наш малыш.
Эти слова ранили меня прямо в сердце.
— Еще он рыгает и проделывает до фига всего, — продолжал он, стоя напротив кровати и покачивая пупса, — во всяком случае… я думал, что, может быть, слишком рано. Но когда ты сказала, что размышляешь об этом, решил: чем быстрее мы привыкнем, тем лучше.
Раш бережно баюкал куколку. Не знаю, представлял ли он, насколько это ему шло. Созерцание этого могучего татуированного богочеловека, укачивающего игрушечного ребенка, было самым прекрасным сладко-горьким переживанием в моей жизни.
Ох, Раш, ты убиваешь меня…
Сердце разрывалось на части при мысли о том, что увидеть, как этот мужчина качает настоящего ребенка, мне, может быть, и не придется.
На следующий день, сидя в гостиной в Квинсе, я наблюдала, как напротив меня плачет мужчина, который всегда был моим героем, моей надеждой и опорой.
Мы не заметили, как закончился день, наступили сумерки, и даже не позаботились о том, чтобы включить свет. До сегодняшнего дня я не видела своего отца плачущим. И не думала, что могу стать причиной его слез. И это была всего лишь подготовка к той боли, которую вскоре придется испытать.
За последний час я не только сказала отцу, что беременна, но и посвятила его в немыслимую ситуацию с братом Раша.
— Скажи же что-нибудь, — попросила я папу. Вот уже долгое время он в полицейской форме сидел, обхватив голову руками, и молчал.
— Я так сочувствую, дорогая, — наконец произнес он, — не знаю, что сказать, чтобы тебе стало легче. Ты просто должна пройти через это. И рассказать все, глядя в глаза Рашу.
— Ты не проклинаешь меня? Чувствую себя так, будто полностью разочаровала своего отца.
— С ума сошла? Нет, конечно. Может, немного расстроен. Знаю, что эта история осложнит твою жизнь. Я искренне хотел бы помочь вам с Рашем, но не знаю как. Ты должна сказать ему. И как можно быстрее.
Мысль об этом наполнила меня ужасом.
— Знаю, — прошептала я и положила голову на подушку. — Не знаю только, что буду делать, когда Раш уйдет. Он для меня такая опора.
Папа встал и налил нам обоим по стакану воды. Потом сел рядом и сказал:
— Хочешь, расскажу историю о твоей матери, которую ты еще не слышала?
Я села и отпила глоток.
— Давай.
— С самого начала, когда она забеременела, меня не покидало странное предчувствие, что она не останется. Не спрашивай, откуда оно появилось… может, это была интуиция. Она не была создана для материнства. И знаешь… сначала, когда узнал о тебе, я сам был чертовски напуган. До ужаса. Но, девочка, когда ты появилась на свет и я посмотрел на твое личико… весь страх мгновенно превратился в нечто совсем другое. Опасение, смогу ли я полюбить тебя, исчезло без следа. Его место заняло стремление защищать, беречь. Ведь я сразу так полюбил тебя. И до сих пор люблю…