И я вижу их — тысячи духов, уходящих в мир за пределами нашего, готовых наконец завершить свое путешествие. Они скользят мимо нас, не замечая. Они хотят только отдохнуть. Я вопреки всему надеюсь, что увижу среди них Бесси Тиммонс или Мэй Саттен… Но их там нет. Они уже добрались до Зимних Земель, как вскоре доберется туда и Пиппа. Схватка за них еще впереди.
— Леди Надежда!
Я оборачиваюсь — и вижу Нелл Хокинс, мечтательно машущую мне рукой с берега реки. Она точно такая, как в моих видениях, — миниатюрная, счастливая… Я ощущаю укол раскаяния. Мои руки навсегда запятнаны кровью Нелл Хокинс. Правильно ли я поступила? Возможно, был и другой выход?
— Мне очень жаль, — говорю я.
— Ты не можешь запереть мир в клетку, — отвечает она. — Прощай, леди Надежда.
С этими словами Нелл легко входит в реку, исчезает под водой, а потом выходит на другой стороне и идет к оранжево-золотому небу, пока я наконец не теряю ее из вида.
На реке нас ждет горгона.
— Должна ли я доставить тебя в сад, высокая госпожа? — спрашивает она.
— Горгона, я освобождаю тебя от подчинения Ордену, — говорю я. — Ты свободна, хотя я подозреваю, что ты освободилась, когда магия вырвалась на свободу.
Змеи танцуют на ее голове.
— Спасибо, — отвечает горгона. — Должна ли я доставить тебя в сад?
— Ты разве не слышала? Ты свободна.
— Да-а… Выбор. Такая отличная штука. И я выбираю это: хочу доставить тебя обратно, высокая госпожа.
Мы снова плывем по реке на спине горгоны. Вокруг становится светлее. Все постепенно меняется. Я не могу сказать, каким все станет в итоге, какие формы приобретет, но сами по себе перемены — это уже что-то. Они заставляют меня думать, что возможно всё. Лесные жители собрались на берегу. Они выстроились вдоль реки, мы плывем мимо них. Филон вскочил на большой камень и кричит мне:
— Мы будем ждать вознаграждения, жрица! Не забудь!
Я складываю ладони перед грудью и кланяюсь, как это всегда делала Аша. Филон отвечает таким же поклоном. Между нами мир пока что. Но я не знаю, как долго продлится такое перемирие.
— Ты ведь пыталась предупредить меня насчет мисс Мур? — спрашиваю я горгону, когда мы выходим на открытую воду.
Над нами плывут зернистые белые облачка, похожие на сахар, рассыпанный по полу неба.
— Некогда я знала ее под другим именем.
— Ты должна вообще знать очень много, — говорю я.
Горгона шипит, потом шипение переходит в глубокий вздох.
— Когда-нибудь, когда придет время, я расскажу тебе кое-что о давно минувших днях.
— Ты скучаешь по прошлому? — спрашиваю я.
— То были времена, когда был жив мой народ, — отвечает она. — Но я с любопытством жду будущего.
Когда я наконец возвращаюсь домой, в комнате отца темно, как в могиле. Отец беспокойно спит на влажных от пота простынях. Я собираюсь впервые воспользоваться магией после того, как обуздала ее. Я молюсь, чтобы это принесло пользу. Я уже пыталась исцелить отца, но потом поняла, что таким образом это невозможно. Я не могу с помощью магии управлять другими. Я не могу вот так вернуть его в прежнее состояние. Я могу только направлять его. Я кладу ладонь на грудь отца, на его сердце.
— Собери все свое мужество, отец. Напряги волю для борьбы. Это поможет тебе. Я обещаю.
Его дыхание становится чуть менее затрудненным. Лоб разглаживается. Мне даже кажется, что я вижу улыбку. Но, может быть, это просто игра света и теней. А может, могущество сфер действует через меня. Или это работает комбинация силы духа и желания, любви и надежды, алхимия, которой обладает каждый из нас, и каждый может ее применить, если только поймет, в какую сторону можно смотреть, не морщась и не моргая…
ГЛАВА 49
Это мой последний день в Лондоне перед возвращением в школу Спенс. Бабушка согласилась отправить отца в санаторий, на отдых. А завтра она и сама уедет в поместье и сможет тоже наконец отдохнуть. В доме суетятся слуги, укрывая мебель полотнищами ткани. Укладываются сундуки. Роскошные лондонские особняки пустеют до апреля и начала очередного сезона.
Сегодня мы должны в последний раз ужинать с Саймоном и его родными. Но сначала мне нужно сделать два визита.
Он удивлен, увидев меня. Когда я проскальзываю в его комнату сквозь маленькую дверь за занавеской, которую он мне показал, и дерзко сбрасываю с головы капюшон, он мягко замирает в ожидании, как ребенок, не знающий, то ли его высекут, то ли поцелуют в знак прощения. Но я пришла ни с тем, ни с другим. Это своего рода мой собственный компромисс.
— Ты помнишь, — тихо говорит он.