Она продолжала этот процесс до тех пор, пока в её сумке не оказалось три бутерброда, морковка, три газировки и запечатанный пакетик крендельков в шоколаде. Ей стоило остановиться, пока везло, но её двенадцатилетнему мозгу очень хотелось курочки, и она думала, что сможет скоро её стащить. Однако её удача закончилась.
Её последней остановкой оказалось заднее помещение шумного бара. Она по ошибке предположила, что в таком месте все будут заняты в передних помещениях. Это такая дыра, где несовершеннолетним продавали алкоголь, а полы и туалеты никогда не мыли. А ещё Калли узнала, что в таких местах кражи были под стопроцентным запретом, бл*дь.
Когда двое парней, едва-едва ставших взрослыми, поймали её за мелкой кражей из их запасов, они не постеснялись побить ребёнка. Они сломали ей кость глазницы, и Калли отключилась в процессе избиения. Они оставили её в переулке как бомжа, который вечером искал объедки в мусорном баке.
Джош нашёл её. Спас.
Он оттёр её лицо рубашкой, как смог, и доставил в госпиталь Святой Мэри. Мудаки, которые её отметелили, не забрали её рюкзак. Так что у неё с Джошем всё равно имелась еда, и даже тогда нутро Калли скручивалось от мысли о том, какой счастливой это её делало. Она хотела, чтобы в желудке было что-то настоящее. Медсестра в приёмном покое дала ей спортивный напиток и пакетик чипсов, но этого не хватит, чтобы продержаться все выходные. Воровство прокормило её ещё на один день. Но цена причиняла больше боли, чем голодные спазмы.
Какова разница между тем днём и всеми остальными, когда ей приходилось накладывать швы, когда она голодала или боялась не попасть в рай, или чувствовала себя одиночкой и дегенератом? Какова причина, почему это воспоминание завладевало ей в тихие моменты? В тот день она выучила две важные вещи. Во-первых, она была беднячкой. По-настоящему бедной. Такой бедной, что даже на мели. Такой бедной, что её внутренности болели, а во рту пересыхало. А во-вторых, какими бы ни были твои мотивы, преступление — это преступление, и как только ты пересёк эту черту, сложно заставить кого-то видеть в тебе не преступника, а кого-то другого.
— Калли! Можешь заодно прихватить мне ещё одну упаковку яиц? — крикнула Луиза из соседней комнаты. Её голос выдернул Калли в настоящее.
Калли прокричала подтверждение и постаралась не дать воспоминаниям о голодном прошлом слишком громко урчать в животе, пока она добавляла третью коробку бутербродов в стопку.
Каждое утро на работе её окружала еда. Она прикасалась к ней, помогала готовить и часто доедала остатки. Остатки от дневной работы были куда лучше тех крох, которыми она побиралась много лет назад. Отчасти поэтому ей нравилось данное место. Работа на кухне гарантировала хоть один нормальный приём пищи в день. Иногда два. Калли обычно зарабатывала достаточно, чтобы хранить буханку хлеба, плавленый сыр и сухие завтраки дома в шкафах, но никто не забывает, каково это — сидеть без еды. Она сомневалась, что когда-нибудь поверит, будто на её столе всегда будет еда.
Калли вынесла стопку упакованной говядины из морозильника и поставила каждую коробку на стол из нержавеющей стали в углу у дальней двери. Луиза мешала тесто и напевала. Мелодия не попадала в ноты, что для её начальницы было нормой. Калли достала из холодильника свежую упаковку яиц и принесла их невысокой женщине.
Бедра Лу изгибались и покачивались в одном ритме с её бессловесным напевом «Господа Любви». Калли слышала эту песню минимум трижды в неделю, пока росла. Кортеанская Католическая Церковь возле дома её мамы всё ещё регулярно крутила этот христианский госпел.
— Яйца, как и просила, — Калли старалась скрыть веселье из своего голоса. Не то чтобы песня была особенно забавной, но наблюдать, как её пятидесяти-с-чем-то-летняя начальница качает бёдрами под церковный гимн — скорее всего, лучшее зрелище за весь день. Она тоже хотела такого веселья, которое рвётся из тебя танцами и песнями. Может быть, такое будет, когда она покончит с Заклинателем. Когда она снова станет просто Калли, когда Джош протрезвеет, а они с Дереком смогут проводить время вместе без Заклинателя и связей с ним, которые висят у них над душой.
— Калли? — Луиза произнесла её имя так, будто уже несколько раз звала её.
— Прости. Не выспалась.
Должно быть, Лу поняла, что она извинялась искренне, и улыбнулась.
— Можешь взбить для меня яйца?
— Конечно, сколько нам сегодня нужно? — спросила Калли, уже поворачиваясь к меньшему из двух промышленных миксеров дома.