Не проходило и дня без возмущений ребят о том, что их закинули в такую глушь. Оправдания, что это сделано для защиты, в случае нападения, мало тешили молодых солдат. На берегу были сосредоточены значительные силы и ни одна вражеская группа не могла проникнуть так глубоко, если, конечно, не говорить про целую армию, но в этом случае, они тоже особо не задержат врага. Аккерман же мало волновало все это: не сказать, что ей очень уж нравилось пахать на солнцепеке, но и смертельным подобное занятие она не считала. В конце концов, их работа была стратегически важной для всей страны и уж лучше это, чем война.
От кучи мыслей отвлек звон колокола и голос местного повара, зазывавшего всех на обед. Брауз, до этого едва дышавшая под лавочкой, тут же выскочила из-под нее и понеслась в столовую со скоростью, с которой она даже от титанов не драпала.
В большом помещении, отведенном под столовую, было еще жарче, да и, к тому же, душно до ужаса. Облившись перед входом более-менее прохладной водой и вытерев лицо рукавом, она вошла туда, приметив то, что Саша уже стоит в очереди с подносом и болтает с Жаном. Тот заметил ее в дверях и крикнул, что придержит ей местечко, на что Микаса лишь кивнула. Эрена и Армина здесь не было: они были в другом участке дороги и должны были присоединиться к ним к концу этого месяца. Когда очередь дошла до нее, она покорно взяла, что ей наложил старик-Финли, и подсела к уже приступившим к еде ребятам.
— Слышал, в столице вся аристократия выстроилась в женихи к нашей Хистории, — прошептал Конни с немного странноватым выражением лица, которое появлялось у него после двух бокалов чего покрепче.
— Конечно, все самые пикантные подробности королевской жизни ходят в таком захолустье, — Кирштайн иронично хмыкнул, похлопав Спрингера по спине так, что тот закашлялся.
— Не будь занудой, — кинула ему Саша, дожевав кусок мяса. — Даже если про это не говорят, это же очевидно, — едва откашлявшийся Конни поддакнул ей.
— В любом случае, это уже не ваше дело, чернорабочие, — проговорил насмешливый голос.
Все подняли головы и скисли, увидев Форстера. Буквально месяц назад он был назначен к ним надзирателем и никто не мог понять, за какие такие заслуги ему выпала такая честь. И хотя Флок всячески подчеркивал свое господствующее положение над ними, и ежу было понятно, что для него это было чем-то вроде ссылки. Ходили слухи, что он кому-то подерзил на береговой службе, которая пользовалась особым почетом, и его выгнали оттуда сюда.
Микаса особо не слушала подобные разговорчики и к парню относилась ровно, в отличие от других ребят, которые вспыхивали от любой его несмешной шутки и насмешки.
Ну вот опять, он специально подсел к ним под неодобрительные взгляды и стал есть, словно не замечая их.
— Эй, Форстер, — кинул набычившийся Конни. Алкоголь, судя по всему, выбил из него весь рассудок. — Эй, кого это ты назвал… чер-черно… р-рабочим, — внезапная икота, впрочем, сбила с него всю серьезность и он покраснел до самых кончиков ушей, упрямо смотря в насмешливые глаза «рыжего надсмотрщика», как его называли некоторые из здешних строителей.
— Выпей. Полегчает, — Брауз с несвойственной ей невозмутимостью протянула другу воду, сломав напряжение.
Спрингер принял жестяную кружку и быстро осушил ее с громким выдохом, а Форстер только фыркнул, решив, что они не достойны услышать от него что-либо еще.
В дальнейшем обед шел в гробовой тишине, что вполне устраивало Аккерман: несмотря на середину дня, она успела устать и полчаса, проведенные за спокойным поглощением пищи были для нее на вес золота. Так бы все и разошлись тихо, но Флок внезапно заговорил, когда Микаса уже собиралась вставать из-за стола.
— Что, неужели вам не интересно, зачем я сел с вами? — спросил он, обведя их высокомерным взглядом.
— Не то, что бы… — пробормотал Жан, но Форстер пропустил это мимо ушей.
— Поступил приказ из командования, — тут все оживились, впившись в него выжидающими взглядами. — О переводе.
— Наконец-то! — радостно воскликнула Саша. — Я уж думала, что издохну тут…
— Не о твоем, Брауз, — осадил ее Форстер. Конни тут же злорадно захихикал, за что получил толчок от расстроившейся девушки. — Аккерман, тебя переводят в береговую охрану, под руководство капрала Леви, — он встал, серьезно посмотрев на нее сощуренными глазами. — Поздравляю, — процедив это, парень сунул ей конверт в руку и ушел, оставив их всех в полном замешательстве.
С минуту стояла тишина, пока Жан несмело не встал, прокашлявшись.
— Его самого не оттуда выгнали, случаем?.. — все отмерли, услышав это.
Конни и Саша почти одновременно прыснули, а Кирштайн, пользуясь случаем, обнял ее и поздравил. Сама она тоже смущенно улыбалась, принимая поздравления от ребят. Их радость была искренней: они сами хотели бы быть на ее месте, но, несмотря на это, так радовались за нее, хоть и зная, что им придется и дальше горбатиться на стройке.
Как оказалось позже, это был ее последний день на Железной дороге: открыв письмо, Аккерман поняла, что капрал ждет ее на базе не позже завтрашнего полудня, а путь отсюда до берега занимал почти семь часов на лошади, так что стоило приготовиться и отдохнуть перед долгой поездкой.
Несмотря на жаркие возражения ребят, Микаса отработала свою смену до конца и только после пошла собирать свой скудный багаж. Сон ее в ту ночь был неспокойным, так что ранним утром она чувствовала раздражение. Выйдя в путь до рассвета, Микаса обеспечила себе два часа относительно комфортной поездки, но с каждым часом солнце пекло все хуже и хуже, заставляя ее проклинать все, на чем стоит свет и, в особенности, одного коротышку.
Мысли о капрале тут же вызвали желание встряхнуть головой. Думать о нем не хотелось, но и выбросить непрошенные воспоминания не получалось, так что она сдалась, дав волю противоречивому потоку обрывочных и скомканных мыслей сформировать относительно целостную картину ее взаимоотношений с Аккерманом.
Два года назад, а по ощущениям в другой жизни она напросилась на тренировки с ним. То было время затишья, длившееся, может, чуть больше двух месяцев, затерянное в замке на территории Розы. Как Микаса помнила, изначально она даже подумать не могла о нем, как о человеке с положительной стороны. Кажется, даже ненавидела его, но все изменилось. Те вечера, что они проводили вместе, были наполнены целой гущей молчаливых эмоций, борьбы их характеров, прожигающих взглядов и жажды убийства.