Так не могло продолжаться – оба понимали это, но исход, к которому их вывело в конце, они никогда не смогли бы предугадать. Искра вспыхнула неожиданно и поглотила их, с головой окунув в океан из все такой же молчаливой то ли ненависти, то ли солидарности. В каком-то смысле их борьба продолжалась, только теперь проходя по другим правилам. Никто не говорил об этом вслух, но оба они нуждались в этом единении. Казалось, они понимали друг-друга по одному взгляду, жесту и полуслову. Это было чем-то новым, не совсем понятным, но нужным.
Кончилось все так же быстро, как началось: сражения поглотили их с головой и с тех пор у них не было практически ни минуты, проведенной наедине. Об их отношениях никто не знал: хоть капрал и не давал ей приказ об этом, Микасе казалось, что, расскажи она об этом, то предала бы его доверие.
О чем вообще она думала? Как можно было говорить о том, у чего не было определения? Иногда Аккерман пыталась дать название этому, но у нее так ничего и не вышло. Любовь? Роман? Страсть? Удовлетворение потребностей? Чем вообще это было? Все слова казались слишком однобокими и узкими по смыслу для обозначения, так что она так и оставила данный вопрос нерешенным.
А имело ли все это значение теперь? В конце концов, Микаса не видела его больше полугода и за те редкие встречи, что случались у них в неформальной обстановке, он ни разу не проявлял к ней особого отношения, относясь подчеркнуто ровно и вежливо, что Аккерман копировала, делая вид, что капрал ее вовсе не волнует. По крайней мере, большую часть времени она не думала о нем. Микаса не любила его – это точно, но что же тогда? Ответа попросту не было.
За размышлениями она не заметила того, как вдалеке показалось море. Вскоре, ей навстречу вышло двое разведчиков, которые сопроводили Аккерман в штаб. Она успела прибыть за полтора часа до полудня, но похвастать этим было некому: Леви утром отправился в северный штаб и должен был вернуться не раньше завтрашнего дня. Отсрочка встречи с ним придала ей некое воодушевление, но, в то же время, неуверенность. Целый день она умирала от скуки сначала в столовой за пустыми разговорами, а потом в общежитии в полной тишине, выделенной ей отдельной комнаты.
Несмотря на усталость с дороги, уснуть удалось с трудом. Кажется, ей снился странный сон, в котором капрал, выросший на фут, приносил ей букет цветов и жутко смешным голосом признавался в любви. Понятное дело, утром она была мрачнее тучи из-за глупого воображения. Даже холодный душ не вывел из головы гротескный образ романтичного капрала, что взбесило еще больше. Хотелось раскрошить что-нибудь и с таким намерением она и направилась в тренировочный двор, но на полпути, в галерее ее остановил чей-то голос.
— Аккерман.
Она даже шаг не замедлила вначале, мчась по темному коридору.
— Совсем страх потеряла? — голос слегка повысился и девушка замерла, узнав его. — В кадетском корпусе вас не учили отдавать честь старшим? — он сам подошел и встал прямо перед ней, прожигая кожу непроницаемым взглядом.
— Учили, сэр, — выдохнула Аккерман, растеряв весь свой запал.
— Почему же тогда ты не соизволила сделать это? Спешила отдать долг Родине? — без единого намека на шутку проговорил капрал, введя ее в замешательство.
— Простите, я вас не заметила, — увидев то, как он прищурился, Микаса поняла, что не стоило говорить этого.
С секунду он молчал, сверля дыру в ней, а потом чуть усмехнулся так, что она подумала сначала, что ей показалось.
— Невнимательность еще никому не сослужила хорошую службу, — пространно начал капрал. — Три дня отработок, Аккерман. Вечером, в девять, в моем кабинете.
Кинув это через плечо, Леви ушел, оставив ее одну в прохладной галерее. Едва отдав честь, она застыла, пытаясь осознать смысл его слов. Нет, отработки не были чем-то невообразимым: большинство солдат получало их сорок раз на дню, но чем могли оказаться именно эти? Их тренировки всегда проходили по вечерам в кабинете капрала и эта мысль вселила в душу некоторое волнение, сопряженное с радостью. Ей очень хотелось наконец выпустить пар, побыть наедине с человеком, который понимал ее без слов, и она с нетерпением ждала вечера, чтобы пойти к нему.
Долгожданные девять часов пробили, казалось, спустя целую вечность, и она три раза стукнула по деревянной поверхности, с внутренним страхом ожидая приглашения войти, которое послышалось буквально через мучительно долгие десять секунд. Микаса вошла в помещение, мало похожее на то, что было еще свежо в ее памяти. Оглядываясь по сторонам, она не сразу увидела капрала, стоящего у большого окна в углу. Встрепенувшись под его критическим взглядом, Аккерман отдала честь и неуклюже прикрыла за собой дверь, которая неприятно громко хлопнула, заставив спокойное лицо Леви нахмуриться.
Видя ее нервозность, он лишь хмыкнул и, взяв с полки еще одну чашку, налил в нее горячий чай.
— Подойди, — протянув ей чашку, капрал с почти научным интересом наблюдал за тем, как Аккерман неловко мнется, постоянно тряся чашкой, но умудряясь при этом не пролить чай на пол. — Может, выпьешь? — спокойно предложил он, отпив из своей чашки.
Девушка кивнула, залпом опрокинув содержимое, что внезапно очень рассмешило его.
Видеть Аккермана откровенно смеющимся… было страшно. Микаса слабо понимала причину его смеха, но подозревала, что она кроется в ней. Поставив чашку на столик, девушка неуверенно поглядела на все еще посмеивающегося мужчину и застыла, когда тот внезапно положил руку ей на плечо, с улыбкой смотря на нее.
— Неужели я настолько страшный?.. — шепотом спросил он, пригвоздив ее к месту взглядом.
— Н-нет, сэр, — пробормотала Микаса, отведя взгляд. — Я просто… волнуюсь, — он приподнял одну бровь, услышав это.
— И почему же? — с нажимом спросил капрал, повернув ее вновь лицом к себе.
— Не знаю, — выдохнула она, уже жалея о невпопад ляпнутом слове.
— Что же, — Леви с легкой улыбкой провел пальцем по ее шраму. — Это даже немного льстит.
Микаса только и успела шокировано приподнять на него глаза, как оказалась в крепких объятиях. Не дав ей даже пикнуть, он втянул ее в долгий головокружительный поцелуй.
— Все еще волнуешься? — спросил Аккерман, дыша прямо ей в губы.
— Даже больше, — шепнула девушка с придыханием. — Но мне нравится, — сказав это, она сама потянулась к нему за поцелуем.
Весь страх неопределенности остался позади. Какая разница, как называется это, если она счастлива с ним? Слова — это ветер, и Микаса давно усвоила этот урок.