Вперед выступил один из встречающих бээнцев и, отдав честь, доложил:
— Ваше высокопревосходительство, начальник шестнадцатого тюремно-следственного комплекса полковник Отт.
— Вольно.
— Вольно! — продублировал команду полковник для своих подчиненных. — Прошу за мной, ваше высокопревосходительство.
Ивола шел следом за начальником тюрьмы по длинным серым коридорам. Рядовые охранники поспешно открывали тяжелые бронированные двери, отключали лазерные защитные поля. Полковник и Ивола гравилифтом спустились на несколько этажей вниз на уровень, где держали самого важного узника.
Камера встретила эфора затхлым запахом и сыростью. В дальнем углу одиноко лежало жалкое человеческое существо, покрытое синяками и запекшейся кровью. Лохмотья, бывшие некогда его одеждой, почти не прикрывали изуродованное тело.
— Встать! — закричал начальник тюрьмы.
Узник никак не прореагировал на крик. Тогда начальник тюрьмы в два прыжка преодолел расстояние между ними и схватил узника за волосы, потом запрокинул голову и прощупал пульс.
— Живой еще… — пробормотал Отт и тут же взревел, — подымайся, сволочь! Встать!
На узника обрушились безжалостные пинки, крепкие руки подхватили его и поставили на ноги.
Бывший генерал имперской разведки безразличным взглядом уставился в одну точку.
Ивола сделал знак полковнику, и тот направил голову Ротанова на посетителя. Через несколько секунд зрачки его сфокусировались, взгляд приобрел осмысленность.
— Он в состоянии говорить? — спросил эфор.
— Да, ваше превосходительство.
— Хорошо.
Ивола подошел поближе к Ротанову.
— Ты меня узнаешь?
Онемевшие губы с запекшейся кровью попытались раскрыться. Из горла узника вырвался хриплый скрип.
— Дайте ему воды, — приказал Ивола.
— Турп! — крикнул Отт. — Принеси воды.
Охранник поднес кружку с водой к губам узника и стал вливать ему в рот, тот закашлялся и упал бы, если бы полковник вовремя не подхватил его. Вторая попытка напоить оказалась более удачной. Ротанов выпил всю воду.
— Ты меня узнаешь? — повторил эфор.
— Не сказал бы … что рад нашей … встрече.
Эфор поднял руку, предупреждая явное намерение Отта проучить узника.
— Я вижу, ты в здравом уме. Все так же язвишь, как и на первых допросах. Хорошо. Ты знаешь, что ты обречен и тебе уже никто и ничто не поможет. Но ты можешь облегчить свою участь. Те несколько месяцев, что остались до казни, ты можешь провести в нормальной для человека обстановке.
— Нормальной… Это значит, меня перестанут бить?
Ротанов ощерился в беззубой улыбке.
— Не только. Тебя начнут нормально кормить, водить в душ и на прогулки. Подумай, всего лишь одна услуга, и ты перестанешь страдать.
— И что я должен сделать?
— Ты должен дать показания, что твоими сообщниками были некоторые высокопоставленные лица империи.
— Оклеветать врагов эфора безопасности. Началась охота на ведьм?
Ивола посмотрел в глаза приговоренному.
— Твой ответ.
— Нет.
Ивола отвел взгляд и с трудом сохранил спокойствие.
— Неужели тебя устраивает твое положение? У тебя вши, цинга, туберкулез и букет лихорадок. Если ты согласишься, через неделю от всего этого не останется и следа. Сколько месяцев ты не мылся? Ты покрыт коростой и другой дрянью. Подумай о горячем душе.
— Нет.
— Я вижу, что ошибся, сказав, что ты в здравом уме. Если ты не согласишься, будешь страдать еще больше.
— Я уже труп.
— Ты пока еще жив, а сколько тебе жить зависит от меня.
— Живой труп.
— Упорствуешь?
Ивола до боли стиснул зубы. Его раздражало, что этот униженный, подвергаемый пыткам и позорному существованию человек не сломлен. Невольно он отступил к открытой двери, где вонь от немытого больного тела не была столь одуряющей.
— Подумай еще раз. Всего несколько слов и ты перестанешь страдать.
Наступила напряженная пауза.
— Нет, Ивола, я не стану твоим орудием в новых репрессиях и чистках.
— Глупо. Я надеялся на благоразумие с твоей стороны. Ты меня разочаровал. Упрямый кретин! Твоя смерть будет ужасной. Халцедонская язва — очень долгая и очень мучительная смерть.
Планета Лабрикс слыла райским уголком. Этот землеподобный мир обращался за четыреста один стандартный день вокруг звезды G-типа, которая по имперскому звездному каталогу носила то же название, что и ее обитаемый спутник. Лабрикс являлся столицей огромной провинции Нишитуры, граничащей с опетским сектором. Хотя этот мир отстоял на значительном удалении от центральных секторов, Лабрикс считался одним из самых известных промышленных и культурных центров империи. Планета славилась своими университетами, где учились сотни тысяч молодых людей из многих десятков систем. Ежегодно сюда прибывали миллионы туристов на устраиваемые грандиозные праздничные мероприятия.
Свое экзотическое название планета получила благодаря единственному материку, протянувшемуся вдоль от северного до южного полюса, имеющему очертания боевой секиры с двумя лезвиями. Было еще бессчетное множество крупных и мелких островов, разбросанных в бескрайних океанах.
И именно эта богатая и знаменитая планета была столицей сектора, которым управлял древний и влиятельный нишидский род — Соричта.
Небольшой частный корабль совершил посадку в маленьком космопорту, принадлежащем эфору Соричте. Скоростной гравитолет подобрал тайного гостя эфора и доставил в один из его дворцов, который был построен на небольшом уединенном острове.
Граф-текронт Кагер прибыл на Лабрикс инкогнито, по предварительной договоренности, как только получил информацию, что эфор Соричта смог покинуть столицу империи.
Дворец эфора являл собою гармонию простоты и роскоши. Он возвышался на краю острова, в нескольких метрах от моря. Вокруг царили благоустроенные парки, за которыми скрывались нетронутые первозданные леса. Дворцовая архитектура недалеко отошла от канонов нишидского творчества и во всем ее внешнем облике чувствовалась прямолинейность, незатейливость и что-то от готики. Зато внутреннее убранство могло поразить любого видавшего виды сибарита.
В день встречи своего тайного гостя и политического союзника, Соричта объявил для прислуги и для служащих выходной. Дворец обезлюдел и казался покинутым. Но оставалась незримая охрана из преданных лично ему людей, что позволяло чувствовать себя в полной безопасности. Встречу с Кагером эфор решил провести в специально построенном для таких целей подземном зале, куда имел доступ только он. В нем было напичкано столько новейшей противошпионской аппаратуры, сколько было бы много даже для всего дворца. Личный секретарь эфора и его правая рука — Барфурт, встретил гостя и проводил к гравилифту, спустившему их в аудиенц-зал.
— Эфор Соричта.
— Текронт Кагер, — последовал обмен приветствиями.
Соричта повернулся к ждущему распоряжений секретарю.
— Останьтесь, Барфурт, вы мне понадобитесь.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.
В отличие от других апартаментов дворца, этот зал был беден на убранство. Посреди стоял небольшой стол с компьютером и средствами связи. Стены были заставлены шкафами, хранившими тысячи микрокарт и лазерных дисков. Толстый однотонный ковер и самоосвещающийся навесной потолок завершали нехитрую обстановку.
— Прошу вас, присаживайтесь, граф, — предложил Соричта. — Ничего из того, что будет здесь сказано, никогда не выйдет за пределы этих стен. Это я гарантирую.
Кагер кивнул и опустился в предложенное кресло. Приняв удобную позу, он в который раз подумал о том, насколько можно доверять Соричте. Естественно о том, чтобы полностью открыться, не могло быть и речи. Виктор хотел найти подход к эфору и решил действовать тем способом, который еще ни разу не подводил.
— То, о чем я вас попрошу, ваше высокопревосходительство, — начал он, — может показаться вам затруднительным, а в некоторых случаях идущим вразрез со внутриимперской политикой.
Соричта понимающе покачал головой и произнес:
— Ну что же, то, что неосуществимо, можно осуществить, а то, что неприемлемо, можно сделать приемлемым. Вопрос в том, под каким углом на это смотреть и каким способом этого добиваться.