— Здравия желаю, господин командующий, — приветствовал его Цет.
— Здравия желаю, генерал.
Они пожали руки.
— Вот, смотрите, — с очень довольным видом показал генерал в сторону своих подчиненных, которые устраивали в кресле для «промывки мозгов» Аль Кора.
— Много же мне нервов потрепал этот ублюдок, но теперь я ему воздам должное.
Бээнцы с силой пристегивали отчаянно сопротивляющегося ирианца к креслу. Тот дико визжал и брыкался, чувствуя неотвратимое. Невольно возникала аналогия с животным, которое привели на бойню, и которое чувствовало приближение смерти и изо всех сил упиралось. Только в случае Аль Кора на кону была не смерть, а сумасшествие.
— Сейчас приступим, — Цет злорадно ухмыльнулся и потер в предвкушении руки. — В его голове много ценного. Эфор безопасности будет доволен.
— К сожалению, вынужден вас покинуть, генерал, — с деланной досадой сказал Хок.
— Неужели вы лишите себя удовольствия поприсутствовать? — Цет искренне удивился.
— Я понимаю ваше нетерпение и разделяю вашу радость, генерал, но вы прибыли немножко не ко времени. У меня через час важное совещание, я должен подготовиться.
— Понимаю, господин командующий. — Удивление генерала сменилось радостью, которую он замаскировал под нетерпение от ожидания будущего мозгового штурма пленника. И было от чего. В секретных инструкциях, адресованных лично Цету, Эфор Ивола выражал желание, чтобы некоторые сведения извлекались из пойманных главарей мятежников вне присутствия армейского начальства.
— Я надеюсь, вы поделитесь со мной результатами? — спросил Хок для виду.
— Непременно. Копию записи психосканирования я вам отдам лично.
«Подкорректированную, естественно, — подумал маршал. — Некоторую информацию армейцам знать не положено, с точки зрения БН. Не положено даже мне, герцогу-текронту, кузену императора! А, плевать!»
Хок кивнул на прощание и, выкинув из головы Цета с его садистской командой, стремительно вышел из помещения.
Вновь вернувшись в кабинет, он хотел было поработать с донесениями тыловиков, но вспомнил о пленном.
Сегодня утром он выезжал в район дислокации одного из корпусов 80-й армии, побывал в штабе корпуса, на командных пунктах дивизий, некоторых бригад и отдельных полков, беседовал с офицерами. Такие выезды приходилось делать не раз, важно было лично оценить обстановку на сложных участках, выявить потребности войск, слабые стороны в боевой подготовке, сопоставить снабжение войск и их реальные нужды и многое другое.
Возвращаясь во дворец, его гравитолет пролетал мимо лагеря пленных повстанцев. Маршал решил побывать и в нем. Лагерь ему не понравился. Много грязи, большая смертность, разболтанная дисциплина охраны. Он снял с должности начальника лагеря и с понижением направил на передовую, а на его место назначил другого офицера, указав тому на недостатки в организации конвойно-караульной службы и содержании пленных и приказав их устранить. А чтобы новый начальник лагеря побыстрей шевелился, он оставил одного из своих офицеров-порученцев.
Во время обхода одного из бараков маршал заметил среди пленных нишидов. Это поразило его. Он приказал доставить к нему одного из них званием повыше. Привели изможденного, но от природы крепкого офицера в потрепанном мундире светлокоричневого цвета с майорскими погонами на манер имперских. Впрочем, погоны и были имперскими, как и эмблемы танкиста. Хок встретился с ним взглядом. Ни страха, ни сожаления в его глазах не было, маршал увидел в них обреченность и одновременно вызов. Он приказал поместить этого пленного в один из гравитолетов его эскорта, а солдатам покинуть машину. Обожженные руки пленного, перевязанные грязными обрывками офицерских кальсон, зажав не до упора, сковали наручниками.
Оставшись один на один внутри гравитолета, Хок и пленный долго смотрели друг другу в глаза, взаимно оценивая.
Хок не ощущал ни ненависти, ни презрения, только интерес.
— Ты ведь нишид и служил в сорок восьмой армии, не так ли? — для начала задал очевидный вопрос маршал.
Пленный кивнул.
— Нишид, а воюешь на стороне ирианцев. Против своих же.
Пленный молчал.
— Я герцог-текронт маршал Хок, командующий объединенной группировкой на ирианских мирах. Теперь прошу представиться вас.
— Майор Аринс, командир первого батальона восьмого среднего танкового полка ирианской революционной армии.
— Почему вы перешли к ним, майор Аринс?
Пленный молчал и все так же с вызовом смотрел в глаза Хоку.
— Что тебя подвигло на предательство? Ты же нишид, давал присягу, а потом воевал против своих же товарищей.
— Мои товарищи там, в лагере.
Хок отвел взгляд в сторону. Наступила пауза. Аринс уставился в пол.
— Крет! — вызвал маршал по передатчику адъютанта.
— Слушаю, господин командующий.
— Организуй сто грамм.
— Понял.
Спустя пару минут открылся люк десантного отсека гравитолета. Адъютант принес кружку с водкой и завернутый в бумагу бутерброд с ветчиной. Поставив все это на одно из сидений у амбразуры, он удалился.
— Пей и закусывай.
Пленный взглянул на принесенное и отвернулся. Хок понимал, что это проявление гордости и знал, что Аринс голоден.
— Не отказывайся. Пей. Я тут не собираюсь тебя исповедывать, объяснять, какой ты есть. Я просто хочу понять.
Несколько минут никто не произносил ни слова. Маршал ждал, а Аринс вел с собой внутреннюю борьбу и вовсе не с голодом, а с врожденной нишидской гордостью.
— Понять, — прошептал майор и, протянув скованные руки, ухватил ими кружку. Сделав резкий выдох, он залпом ее опорожнил. Потом, развернув бумагу и быстро заработав челюстями, расправился с закуской.
— Сигарету?
— Благодарю, маршал.
Хок вынул из пачки две сигареты, одну дал ему и чиркнул зажигалкой, после чего подкурил сам.
Отсек потихоньку стал заполняться дымом крепкого табака.
— Так что же тебя вынудило, майор Аринс? Почему ты их считаешь товарищами?
Пленный выпустил дым и вновь встретил изучающий взгляд Хока.
— Да, я давал присягу. Я даже любил империю. Мечтал о карьере и довольно успешно ее делал. Я служил на Нишитуре после Танковой Академии, потом год на благополучной Алкафере, потом перевелся на Ирбидору в сорок восьмую армию на повышение на должность командира батальона. Я здесь пятый год, господин маршал, пятый год. И за каждый чертов год я много чего увидел, много чего. Во мне все кипит, когда я вспоминаю, что здесь происходило, что творили бээнцы, полиция и эта тварь бешеная — недоносок Ажор. Кстати, после начала восстания, я посетил его дворец и видел его коллекцию.
— Я знаю, о чем ты, тоже видел.
— Вам не понять, господин маршал, — в его словах было полно горечи. — Черные дела Ажора вас возмущают с точки зрения морали, достоинства, чести нишида. Но вы дворянин, вы состоятельны, у вас связи, положение. Вы далеки от этого и всегда останетесь далеки. А я простой нишид... Но и я нишид. А ирианцы? Каково им? Их проблемы вообще за гранью вашего восприятия. Я жил долгие годы в иллюзии, что живу в нормальном обществе, в нормальном государстве. Ирбидора меня переродила. Было время, когда я стыдился себя — нишида. Я возненавидел империю, возненавидел БН, императора, армию, все.
Аринс снова затянулся и уставился в пол.
— Что ж, майор, это твой выбор, плох он или хорош. Надеюсь, ты не ошибся и поступил правильно.
В глазах пленного мелькнуло удивление.
— Не ожидал услышать от вас такое... Да, это мой выбор. Я сохранил свою честь.
Маршал вытащил пачку сигарет, потом запасную и передал их пленному вместе с зажигалкой.
— Бери, не отказывайся.
Пачки сигарет исчезли в карманах майора, а зажигалку он вернул.
— У ребят есть. Спасибо.
Хок очнулся от утренних воспоминаний и уставился на трещину на стене напротив стола. Ему вспомнилось многое другое. Сожженные деревни, уничтоженные ядерными ударами города. На душе стало как-то тяжело. Потом он вспомнил отчаянное упорство обреченных ирианцев. Их смертников, наносящих тяжелые потери войскам, особенно частям БН. Вспомнил эвакопункты, на которых бээнцы производили отбор, кого отправлять в миры смерти, кого расстрелять, а кого, в качестве рабов оставить на Ирбидоре и Ирпсихоре. У него было много вопросов, но кому их задать, кроме себя? Он вспомнил донесения с фронта, что экипажи истребителей бунтовщиков — профессиональные военные, что их артиллерия бьет всегда точно, атаки дерзкие и решительные, что оборона повстанцев носит упорный и ожесточенный характер, что недавняя внезапная атака танкового полка мятежников размолотила целую дивизию и еще штаб полка БН, вспомнил, что большинство повстанческих контрударов тщательно спланированы, внезапны, почти всегда скрытно подготовлены. Что это? Откуда у ирианцев столько имперской техники, оружия, боеприпасов. Всего этого явно больше, чем имела 48-я армия. Ему докладывали об опетских маркировках. И не из Опета ли прибыли сюда высокоподготовленные офицеры и спецы, чтобы стать повстанческими командирами? Что же творится в Опете? С кем он тут воюет? Империя воюет сама с собой?