Во время пандемии Илон Маск, фигура, вошедшая в новейшую историю изобретательства, человек, склонный к аутизму, запустил спутники якобы для того, чтобы «поскорее перейти к стандартам телекоммуникаций 5G». На самом деле за стремлением к наращиванию скорости стоит попытка создать спутниковую сеть нового времени, чтобы всецело контролировать сознание людей при помощи нейронных чипов, вживляемых в мозг. Недавно помощник Маска сообщил, что в ходе эксперимента по вживлению чипов в мозг обезьян умерло восемь подопытных животных. Если так пойдет дальше — надеюсь, что этого не случится, — станет недопустимым, чтобы что-то заслоняло наш обзор, — напротив: все дружно, в одном и том же месте в ходе совместного просмотра будут переживать катарсис. Если «темные» помыслы возобладают, может статься и так, что помимо цифровых очков нам раздадут смирительные рубашки в качестве награды за то, что мы согласились — хотя у нас есть глаза — не видеть того, что с нами происходит. Слова «Не видишь, что мне не видно?» на новом языке немого человека прозвучат как «Видим ли мы, что не видим?».
Эта книга посвящена человеку, который не только писал, выходя за рамки социально-исторических шаблонов, — которые, как я говорил выше, могут стать губительными для общества, — но прожил всю свою жизнь в пространстве языка и отказался участвовать в «гонке». Он шел в собственном темпе и создавал книги в ритме своих шагов. Его не привлекало движение хиппи, он не был битником, не втянулся в события шестьдесят восьмого года и не не был близок ни к одному из социальных фейерверков, которые способствовали общественным переменам и уже упомянутой модернизации. Его жизнь и творчество служат подтверждением тому, что время не линейно и Искусство, в отличие от науки, способно с этим феноменом справиться.
Пред Царскими вратами или за ними?
Над склонами Тары природа являет моему взору самые разные образы, и я часто думаю, что стою пред Царскими вратами; куда ни посмотришь, видишь их, а порой мне кажется, что они позади меня; я слышу шелест соколиных крыльев, замираю, осматриваюсь и чего-то жду. Что еще может сделать человек, увидев птицу — воплощение небесной аристократии?
Одолевая подъемы и спуски, я все еще участвую в забеге, проявляя «явную тенденцию к замедлению». Поднимаясь по склону, сбавляю темп и редко взглядываю на небо; только на обратном пути, уже на спуске, замечаю сокола. Он парит надо мной, пролетает над вековыми соснами к крышам динарских домов, а потом садится на опору электропередачи. Ждет от меня чего-то? Быть может, сторожит добычу? Встревоженный, я ускоряю шаг, хоть и знаю, что соколы никогда не приносят дурные вести!
Хвост у сокола был серый с красноватыми вкраплениями. Птица долго смотрела на меня. Когда сокол, не проронив ни звука, просто долго на тебя смотрит, уже этим тебе все сказано. Было время, когда в мой дом вселилось невезение, не то чтобы это было трагедией, но один человек тогда сказал: увидишь сокола — твоему злосчастью наверняка придет конец. Так и случилось. Встреча с соколом подарила мне возвращение к жизни, демон-квартирант был повержен, я почувствовал прилив сил, и все вернулось на круги своя. Сокол сильнее невзгод. Когда наступает пора устраивать гнездо, самка-пустельга прилетает на ферму в Воеводине, становясь защитницей всех, кто доселе был ее добычей. Куры, индюшки и павлины перестают бояться стервятников, ведь те из страха перед соколом держатся подальше от фермы.
Среди людей тоже есть соколы. Один из них — Петер Хандке; его мысли летят со скоростью сверхзвуковой ракеты, а накал чувств выражается через число Маха.
Во время нашей первой встречи мне показалось, что он вмиг может превратить свое пальто в крылатый летный костюм с электромотором и вспорхнуть на скалу, а если кто-то сморозит глупость, спикирует на глупца, как степной сокол на змею. Именно так случилось в Принстоне. Петер Хандке влетел в зал, где шла конференция немецких писателей. Он обвинил собравшихся литераторов в творческом бессилии и вернулся «в гнездо», где впоследствии создавал свой особый художественный стиль.
Авторитетные профессора утверждают: Петер, вместе с Ницше, величайший стилист XX века. Он достиг высокой цели, хотя никогда не принадлежал к элитным кругам. Работая с немецким языком, он подчинил ему логику, психологию и основополагающие схемы общественного устройства.