- Многих бы и на это не хватило! – парировал Дик.
- Согласно. Но ведь я и не рассматриваю этих «многих» в качестве возможных лидеров оппозиции. Александр Кордо был бы хорош, но на открытое противостояние с отцом и своим другом Шнайдером он не пойдет. Нет, пока что я вижу только один вариант.
- Какой?
- Я сказала, что вижу его, мальчик.
Дик несколько секунд соображал – а потом его опять разобрал смех, неудержимый, как судорога, и столь же малоприятный.
- И… дите… вы… - проикал он, содрогаясь от беззвучного хохота.
- Та-та-та! – старушка чуть подалась назад. – Что это с тобой? Смеешься ты, что ли?
Дик кивнул.
- Ужас. Этим непременно будет нужно заняться. Курить хочешь?
Дик снова кивнул.
- Я курю трубку. Возражений нет?
Получив знак «нет», бабушка Ли достала из рукава маленькую трубочку на длинном мундштуке, набила ее табачной смесью и раскурила. После нескольких затяжек Дик успокоился. Это курево было крепче того, что он обычно себе покупал. Возможно даже, это был настоящий импортный табак – во всяком случае, он обладал непривычным, даже пьянящим ароматом. Дик на мгновение заподозрил, что старуха туда что-то подмешала, но она невозмутимо взяла у него трубку и докурила, после чего выбила и снова начала крошить туда пахучий брикетик.
- Еще какие препятствия для себя ты видишь? – спросила она, не отрываясь от своего занятия.
- Вы часом не забыли, сколько мне лет?
- Во-первых, я не могла забыть то, чего не знаю. По твоему мнению тебе шестнадцать, но возраст тебе проставили на глазок. Тебе может быть и семнадцать, и даже восемнадцать… Во-вторых, юность, извини за банальность – недостаток, проходящий со временем.
- А оно у меня есть, это время?
- Если дело только за этим, я постараюсь тебе его дать. Еще что-то?
- Да я как бы это сказать… имперец. Я ваш враг.
- В последнее время ты вел себя совсем не как враг. Кстати, почему?
- Я не буду вам объяснять.
- Ладно, я не настаиваю. Еще возражения есть?
- Есть. Я никто. Ройе или господин Кордо или этот ваш Кимера – они уважаемые богатые люди. За ними пойдут многие. За мной никто не пойдет, кроме гемов.
- Во-первых, ты ошибаешься. За тобой пойдут. И пойдут именно потому, что ты никто. Мелкие кланы боятся поглощения. Крупные боятся потери контроля, - Аэша Ли докурила и снова выбила трубку. Дик решил, что такое курево нерентабельно: три-четыре хорошие затяжки – и все.
- Так что если на этом твои возражения закончились, я тебе скажу, что они не стоят и капповой шелухи. Если дело только за этим, то ты годишься по всем статьям. Осталось назначить цену.
- Леди Констанс, - Дик сглотнул табачную горечь. – Ее сын. И брат. Вы из переправите на любую из нейтральных планет. И они должны быть в полной безопасности.
- Вот что я тебе скажу, дорогой, - госпожа Ли аккуратно собрала свои курительные принадлежности в кожаный пенальчик и упрятала его обратно в рукав. – Назначать цену и торговаться нужно уметь. Допустим, я бы согласилась – и сделала все как обещала, а через две недели на этой нейтральной планете их бы шлепнули Брюсы? А ведь я могла бы – чисто теоретически – принять твое условие и поступить именно так… И что бы ты делал? Вот что, малыш. Если ты готов драться за них – я передам их в твои руки. Вот это будет честная сделка. И дальше уже поступай как знаешь. Годится?
Дик скверно улыбнулся.
- А когда они окажутся опять в моих руках, - сказал он, - куда мы сможем податься? Где мы спрячемся, если вы нам не поможете?
- Именно, - промурлыкала глава синоби голосом доброй бабушки. – Ты назначил ценой своего сотрудничества как раз то, что сделает его… практически рабством. Я же говорю – нужно уметь назначать цену. Сейчас леди Констанс в полной безопасности, и Брюсы вряд ли получат ее в ближайшее время. Переговоры затягиваются, поскольку, во-первых, синоби их саботируют потихоньку, а во-вторых, Брюс не дурак и прекрасно понимает, что мы хотим его замазать в этом деле – а ему замазываться никак не с руки. Он дал бы очень много, чтобы убийство организовали мы сами, а мы делаем невинные глаза и говорим, что лично у нас нет причин против нее враждовать, а уж как они решат вопрос – нам безразлично. А сами между тем подталкиваем Шнайдера к старому варианту: вернуть ее мужу за выкуп. Нам ведь все равно, какого имперского доминатора шантажировать. Но вот для нее это не вариант, сынок. Потому что Шнайдер и Совет Капитанов согласятся передать ее в руки мужа только на одном условии: чистка памяти. Причем полная, не полировка подлинных воспоминаний вложенными, как у гемов, а необратимая.
- Что это значит? – не понял Дик.
- Ну, как бы тебе понятно объяснить, если я сама не нейротехник… Если представлять себе механизм запоминания в нашем мозгу, то информация у ас записывается так: некоторые клетки как бы цепляются хвостиками друг за друга. Это примитивно, но я сама способна понять нейрофизиологию только на этом уровне. Так вот, мы никогда не можем сказать, какая именно информация содержится в каждой конкретной цепочке клеток, связанных хвостиками. Мы можем сказать только – когда эта связь установилась. С точностью до часа и минуты. Чистка памяти – жестокая процедура, в ходе которой нейрощупы разрывают эти хвостики. Клетки при этом гибнут. Информация исчезает невосстановимо. Чтобы гарантировать себе безопасность, мы должны будем разорвать все, что образовалось в течение последнего года. И риск зацепить при этом нечто важное повышается. Если бы речь шла об информации, записанной в последние два-три часа – такие чистки переносятся безболезненно. Но целый год… Большие омертвевшие участки коры… Она неизбежно забудет многое из того, что не имеет к нам никакого отношения – потому что через эти участки пролегали другие связи… Она может не узнать мужа. Не узнать сына…
- Что же вы предлагаете?
- Протянуть время до того момента, когда нам уже не нужно будет скрывать местонахождение Картаго, - сказала женщина. – И отправить леди Констанс чрезвычайным послом в Империю.
- Это сколько? Пятнадцать лет? Двадцать?
- Уверяю тебя, дитя: даже двадцать лет плена лучше, чем глубинная зачистка памяти.
- Можно подумать, вы пробовали то и другое – и можете сравнивать.
- Можно подумать, могу, - жестко ответила женщина. – Мне в юности довелось пережить глубокое сканирование. Я потом год не могла запомнить, где у меня правая рука, а где левая. А с Моро ты и сам знаком.
- Моро? – удивился Дик.
- Он самый, не прикидывайся. Он после того, как его личность перенесли в клона, вообще спятил. Понимаешь, для этой процедуры мозг хозяина сканируют полностью. Считывают все связи – и при этом разрушают. А при помощи другого наношлема в мозгу клона, детском мозгу, эти связи воссоздают с максимальной точностью. Мы, - женщина усмехнулась, - не можем сказать, что именно записано в каждой конкретной цепочке. Но лишь до тех пор, пока эту цепочку не воспроизвели в другом мозгу. Но, несмотря на все усилия сохранить мозг клона чистым, связи в нем все-таки образуются. Хозяин ведь не хочет получить тело, делающее под себя – он тренирует рефлексы клона. Воспрепятствовать образованию зачатков личности невозможно. И вот на эту зачаточную личность обрушиваются воспоминания человека зрелого. Даже старого… Знаешь, мальчик, бывает так, что человек владеет нужной информацией – но извлечь ее уже никак невозможно. Один раз клану потребовалось узнать, что содержится в мозгу умирающего синоби. Он проник туда, куда должен был и добыл требуемую информацию, но не сумел с ней уйти. Он попал к связному смертельно раненым, и все, что тот мог – считать все связи за последние сорок шесть часов. А потом стали искать добровольца для имплантации этой связи… Вызвалась я. Мне было тринадцать лет.
Она не лгала. Такие глаза не лгут. Или за девяносто лет жизнь можно научиться и так лгать?
- Просто странно, что не использовали гема, - проговорил Дик.
- Гем просто не смог бы ничего рассказать об увиденном. Потому что не смог бы понять. Нужен был мозг достаточно юный, но при этом… компетентный. В меру. Информацию записали, я подробно изложила все, что стало отныне частью моей памяти… а потом это стерли.