– Того же, что и вы, – Дик отхлебнул полчашки, наслаждаясь почти забытым вкусом настоящего молока. – Свободы. Вырваться в Галактику.
– Общность целей не предполагает возможности союза. Иногда – наоборот. Разве возможен союз между двумя мужчинами, добивающимися одной женщины?
– Да, если она в беде и ее нужно спасти, – не колеблясь, ответил Дик.
Кордо молча кивнул, как бы признавая это маленькое поражение.
– Как вам удалось выжить?
Дик понял, что это не перемена темы, а подход с другой стороны.
– Бог послал мне много хороших людей.
– И все они, зная, кто вы такой, укрывали вас, рискуя жизнью?
– Некоторые из них. Остальные не знают, кто я такой.
– А если бы знали?
Дик пожал плечами.
– Иногда люди поступают так, как велит им совесть. Иногда – так, как совесть им позволяет. Я… старался держаться тише, но, похоже, что все всё скоро узнают.
– Бог послал нехорошего человека? – усмехнулся Кордо.
– Я пробовал… быть никем, – осторожно ответил Дик. – У меня не получилось.
– Но если быть кем-то, то кем? Чего бы вы хотели?
Дик усмехнулся.
– Выбирать из всего на свете или из того, что есть?
– Мы всегда выбираем только из того, что есть.
– Тогда я хотел бы, чтобы люди вроде вас как-то заставили Шнайдера переменить жизнь в доме Рива. Он не должен больше воевать. Не должен элиминировать гемов. Вам нужен мир с Империей.
– А что вы готовы отдать за это?
– У меня ничего нет. Только жизнь.
– Этого может быть слишком мало, – покачал головой Кордо.
– Чтобы быть услышанным, не обязательно быть живым, – проговорил Дик. – Разве Экхарт Бон не научил вас этому?
Несмотря на данное отцом слово, Рокс беспокоилась. Они закрылись в библиотеке на три часа. Три часа в библиотеке можно провести с большой пользой, но отец всегда казался ей человеком, которому с имперцами не о чем говорить дольше трех минут.
Но за ужином Ран больше отмалчивался, отец шутил, а Рокс удивленно переводила глаза с одного на другого. Беседа шла в основном об истории дома Рива – точнее, отец рассказывал, а Ричард-Ран внимательно слушал. Предмет заинтересовал его настолько, что после ужина он с разрешения отца уединился в библиотеке, а когда Рокс направилась туда, отец мягко перехватил ее по дороге и попросил оставить юношу наедине с терминалом.
– Что ты задумал? – напрямую спросила Рокс.
– Ничего. Пока ничего. Я только присматриваюсь к нему.
– Зачем? Чего ты от него хочешь?
Александр Кордо побарабанил пальцами по столу.
– Расстановка сил в Доме Рива такова, – сказал он медленно, – что очень многие недовольны Шнайдером, но при этом никто не рискнёт выступить в открытую, ибо это значит – претендовать на роль тайсёгуна, и выступивший восстановит против себя всех, кто претендует на ту же роль. Но никто пока не продумывал развитие событий в случае, если против Шнайдера выступят снизу.
Рокс подумала, покачала головой.
– Вряд ли. Город любит Шнайдера, маноры любят Шнайдера и флот любит Шнайдера. Потому никто и не рвется выступать против него, что все знают: угодить черни так, как Шнайдер – не сможет никто.
– А я говорю не о черни. Когда я говорю «снизу» – я имею в виду «с самого низа».
Поймал изумленный взгляд дочери и пояснил:
– Гемы.
– Но ведь они… не могут восстать.
– Если бы они не могли восстать, этологическая диверсия не каралась бы смертью.
Рокс попыталась представить себе восстание гемов – и у нее ничего не получилось. Даже если к восстанию присоединятся боевые морлоки – в чем она сомневалась – сколько их? Пять, шесть тысяч? Против двухмиллионного населения одних только Пещер Диса? Против Бессмертных, флота и ополчения?
Она посмотрела на отца и поняла – ему все равно, чем это кончится. Гемов и так должны элиминировать, Дик и так покойник, Рива и так конец, а полшанса из миллиона – лучше чем ничего.
– Я расскажу ему, как ты хочешь его использовать, – она вскочила.
– Я не против. Но думаю, ты сильно недооцениваешь его упрямство и… – Александр Кордо улыбнулся, – любовь к жизни.
Когда Дик вернулся из библиотеки, уже наступило время ложиться спать.
– Что ты там делал? – немного неприязненно спросила Рокс.
– Изучал историю дома Рива. Завтра опять пойду. Я так мало знаю.
– Ты понимаешь, чего хочет отец?
– Да, сеу. Но я хочу того же самого.
– Восстания гемов?
– Спасения для дома Рива, – он начал раздеваться. – Вы же не дадите гемам жить, если не дадут жить вам. Восстание, Господи Боже – да хоть бы удалось добиться отмены этого придурочного указа об элиминации!
– И у тебя, наверное, уже есть план? – ехидно спросила она.
– Нет. Пока – ничего нет. Я слишком мало знаю. Я плохо использовал свое время и был дураком…
– Ты и сейчас не выказываешь большого ума, – Рокс тоже начала раздеваться. – Отец считает, что нам нечего терять. Он использует тебя, выжмет из тебя все, чтобы надавить на Шнайдера – а потом выбросит.
– Я знаю, – оставшись в одном белье, Дик сел на край постели и ссутулился. – Но это будет еще не сегодня. А чтобы придумать что-то получше, я должен знать больше. Так что я все равно никуда не денусь…
Он вздохнул, лег и закинул руки за голову. Рокс тоже легла, сбросив свой короткий топ и не прикрывшись одеялом. Потом пожалела его и погасила свет.
– Ран… – тихо позвала она. – Ты очень любишь ее?
Дик вздохнул. Отрицать было бессмысленно – в полусне он выдал одну из своих самых главных тайн.
– Больше, чем жизнь.
– Насколько… близки вы с ней были?
Он промолчал.
– Ты… вел себя очень уверенно, – сказала Рокс, садясь и кладя ладонь ему на плечо. – Понимаешь, я должна тебе кое-что объяснить. Женой Тейярре может быть только девственница. Если ты и сеу Эльза…
– Мы женаты, – в голосе Дика появилось напряжение надежды. – По всем правилам, при свидетеле. И… брак был… действительным.
– Кто свидетель?
– Боевой морлок, – сказал Дик. – Это было в дворцовой тюрьме, в ночь перед казнью. Я понимаю, для вас такой свидетель ничего не значит…
– В дворцовой тюрьме записывается каждый чих арестанта. Синоби знают. Они должны знать. И Шнайдер знает. Если он подсунул Солнцу недевственную невесту…
– То, может быть… – надежда в голосе Дика стала почти мольбой.
– Нет, – Рокс сжала его плечо. – Это поможет опрокинуть Шнайдеров, но она погибнет с ними вместе. Такого не простят, Шнайдеру не поможет дружба с Солнцем. Если хоть кто-то… скажем мой отец… узнает…
– Ты должна молчать, Рокс. Ради всего святого, ты должна молчать!
– Я буду. Но ты понимаешь… что такое молчание… может тебе чего-то стоить?
– Чего? Что я могу тебе дать?
– Ты знаешь, – она снова включила свет.
Дик сел, обхватив колени руками.
– Один человек… – глухо сказал он, – плохой человек, но понимающий в этих делах… сказал мне, что нет ничего хуже отвергнутой женщины. Я ему поверил тогда, потому что… мне как раз прилетело. А теперь и вы зажали меня в угол. Я дам вам то, чего вы хотите, если так пошло дело. Моя гордость вся уже потеряна. Только вы скажите сначала, кто вам нужней: друг, который вас любит или любовник, который вас ненавидит.
– Ран, – она переместилась поближе, села у него за спиной и обняла за плечи. – Конечно же, мне нужен друг. У меня совсем нет друзей… но… извини, я не устояла перед искушением проверить тебя на прочность.
– Больше так не делай, – сказал он.
– Не буду, – Рокс отстранилась, завернувшись в покрывало. – Но и ты пойми: Элисабет для тебя потеряна, скорее всего.
– Нет. Никогда. Пока я жив, – Дик тоже завернулся в покрывало и лег. – Давай спать, Рокс. Я завтра встану рано.
– Конечно, – как можно тверже ответила она и улыбнулась. А потом погасила свет, чтобы Ран не увидел, как она плачет.