Толпа снова одобрительно засвистела и заулюлюкала. Шнайдер какое-то время выждал, потом опять поднял руку.
— Но бедствия, которые они сами на себя обрушили — лишь предоплата за те бедствия, которые ждут нас, если мы не соберем свою волю в кулак и не начнем, наконец, делать дело. Слишком долго мы прозябали здесь, скучая по добрым старым временам. Нам не победить Империю сейчас, и нам больше нечего ловить в имперском секторе пространства. Галактика огромна, полна зеленых благодатных планет — и одну из них открыли десять лет назад наши разведчики. Пришло время сказать вам, люди дома Рива, о том, что мы готовили в течение этих десяти лет. Ради чего не распускали армию и флот, утомляя вас налогами. Почему до сих пор не встали на колени перед Империей. МЫ ГОТОВИЛИ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ЭБЕР!
По толпе прокатилась цунами изумленного гула. Шнайдер выждал, пока она схлынет.
— Не скажу, что это будет легко. Подготовка потребует от нас еще двадцати лет, и на протяжении этих лет от нас потребуется не одна жертва. Но знайте, что эта борьба и эти жертвы не будет безнадежными и бессмысленными. Все это — ради людей и кораблей дома Рива. Мы не прогнемся перед Империей и не задохнемся в изоляции. На новой земле мы построим новый Вавилон.
Толпа снова завыла. Бет не понимала, как Шнайдеру это удается — быть таким искренним, произнося такие патетические речи. У нее бы не получилось. Впрочем, тут есть один беспроигрышный способ — говорить то, что думаешь на самом деле. Интересно, как бы эта толпа отреагировала, узнав, что на самом деле думает она.
Рин Огата тоже был в числе встречающих. Есть какое-то красивое старинное слово, которым называется кавалер, которому ничего не светит. Чиччероне? Или как-то еще?
— Я рада тебя видеть, братец, — сказала она, садясь в портшез.
— Я польщен, — улыбнулся он. — По правде говоря, мне тоже тебя не хватало.
— Скучал без работы?
Портшез тронулся.
— Милая Эльза, я не хочу начинать встречу с пикировки, хотя именно о твоем язвительном язычке я скучал больше всего.
Какое-то время они проехали молча.
— Рин, ты знаешь дядю гораздо дольше, чем я… — Бет запнулась. Огата приподнял брови.
— Скажи: он и в самом деле верит в то, что говорит?
Рин посмотрел в сторону удаляющегося глайдер-порта.
— Да, Шнайдер никогда не лжет в таких делах. История показывает, что ложь обходится очень дорого. Вот только… — он сделал паузу, словно задумался, говорить или нет.
— Что? — спросила Бет, раз именно этого он от нее и ждал.
— Когда он говорит «люди и корабли», он имеет в виду «корабли и те люди, что при них».
Бет задумалась. Это паранойя, или на Картаго в самом деле ничто не говорится просто так? Во всяком случае, она впервые столкнулась с мягкой — и при этом серьезной критикой Шнайдера и его политики. А ведь действительно…
— А… это плохо? — спросила она.
— Может быть, не так уж плохо, как мне казалось долгое время. В свете сказанного сегодня.
— Да, что-то сильно изменится, — кивнула Бет. — Что-то очень сильно изменится.
Бет не знала, что в толпе, встречавшей Шнайдера в глайдер-порту и глазевшей на то, как ее целует в губки царственный жених, затерялась одна душа, сгорающая от ревности.
Порой Дангу казалось, что у его друга черное лицо. Нет, он не багровел от гнева и не принадлежал к черной расе — но точно так же было в вечер их знакомства, когда Ран встал против троих уродов из банды Черепов. Данг даже удивился, когда парнишка повернулся к нему лицом и оказалось, что он, во-первых, старше, чем выглядит со спины, а во вторых, белый, даже светлее, чем сам Данг.
И вот сейчас у него было опять черное лицо — в тот самый момент, когда на экране крупным планом показывали поцелуй Государя и Эльзы Шнайдер.
Потом он вдруг решительно обернулся и сказал:
— Я пошел. Не на что тут глазеть, работа ждет.
«Знаю я, какая у тебя работа», — подумал Данг. — «Особенно по ночам». Но ничего не сказал.
Толпа стояла тесно, и проталкивался Ран с усилием. Тоно неуверенно оглядывался и самолюбие легонько укололо Данга — все меньше дурачок таскался за ним и все больше — за Раном. Наверное, потому что имперец позволял ему забывать свое место.
— Стой тут, — велел Данг, и Тоно остался.
Ран не успел протолкаться далеко, когда Шнайдер произнес слова про Эбер. Тут он остановился, развернулся и стал внимательно слушать.
Когда все закончилось и толпа начала расходиться, Ран подождал возле пандуса своих друзей и зашагал вместе с ними.
— Что, работа подождет? — съязвил Данг. Ран встряхнул на плече сумку, в которой что-то брякнуло и проворчал: