В этом не было ни ее, как и его вины. Но так уж вышло, что тогда еще маленькая девочка просто не могла принять устоев их семьи.
Даже ее поступление в кадетский корпус являлся отчасти протестом, выкриком души, что она также способна выдержать на себе тяжесть лидерства.
Все ее попытки стать лучше, сильнее, встать на вершину истекали из того, что она всё так же лелеяла надежду. Надежду на то, что отец увидит в ней достойную наследия рода Ливен.
Тем более, когда на фоне оказался Марк, что с каждым годом, казалось, все больше замыкался в себе и погружался в пучину отчаяния.
Он не бросал надежды стать магом, ища всё более вызывающие вопросы ритуалы и процедуры по пробуждению источника.
Порой к ним мог нагрянуть тот или иной полицейский, поднимая на уши весь особняк из-за обвинений Марка в демонопоклонстве.
Но нет, из раза в раз, ответом становилось тщетные попытки парнишки пробудить ядро.
Взрослые печально качали головой, вздыхали, но ничего не могли поделать.
Ее младший брат был слишком упрям и чрезвычайно... отчаянным в своих действиях.
Пожалуй, только его подружка из рода Райзе имела возможность на какое-то время успокоить рвение юноши, которое с годами сжирало его на глазах.
Он был бледен, сутул, с вечными мешками под глазами. А в какой-то момент Марк просто сломался, сдался, смирился с ролью «отброса» в мире аристократов.
Даже слова о поступлении в «Куб» из полных надежд обернулись в какой-то смертный приговор.
Таким она его и запомнила, покидая дом вместе с Орловым на несколько лет.
Чтобы вернуться и встретить совершенно другого человека. Живого, полного уверенности в себе и в завтрашнем дне.
Но этот Марк оказался для нее совершенно чужд. Иная походка, другой взгляд, абсолютно отличающая мимика и жесты.
Поначалу, он действительно испугалась, что ее брата тупо подменили, оставив на его месте марионетку или фальшивку.
Какого же было ее удивление, когда «Марк» всеми силами доказывал ей, что он всё тот же ее сломленный брат, который не может научиться магии.
Только теперь он действительно обрёл силу. И, мало того, стремительно рос в уровнях, точно сама судьба помогала ему в качестве компенсации всех тех лет, что ему пришлось пережить неодаренным.
Девушке было сложно принять его, слить воедино образы двух разных людей воедино. Признать, что у рода Ливен есть не только она и отец, но теперь и сам Марк.
Но вот сейчас видя, как он несется с отчаянностью носорога, круша и разрушая все вокруг, неся горе и смерть своим врагам, в ее душе всколыхнулись те самые струны души, которые она так пыталась скрыть.
Прямо как когда ее, совсем мелкую, успокаивал брат, который даже толком не понимал, что происходит вокруг.
Почему родители и дед такие хмурые, почему атмосфера горя не покидала их дом неделями.
И отчего она сдерживала слезы ото всех кроме него.
Именно в этот момент, когда вокруг грохотали пули, ревели двигатели ботов, слышались крики солдат, скрежет асфальта, стон стали, треск молний и огня, Александра полноценно приняла существование будущего патриарха.
Своего младшего брата и ее защитника.
В следующую секунду она исчезла из поля зрение очередного гвардейца, скрывшись в рванувших во все стороны лианах из-под земли.
Очередное столкновение со Стрельниковым. Со всех сторон поднимается волна земли. Порода, словно глина, проминается, двигается, идет волнами, после чего обрушивается на меня, подобно цунами.
Ноги зажимает в болезненных тисках. Ни сбежать, ни уклониться, ни укрыться от предстоящего удара.
Ощущаю, как глубоко в груди, нечто доселе невиданное рвет и мечет, рычит в сущем бешенстве, возмущенное происходящим.
И, словно мало этого, это «нечто» становилось тем громче, чем сильнее шел поток энергии от браслета, переданного мне отцом.
Вот только этот с трудом различимый рык заглушался треском зубной эмали, а также моим собственным криком боли и безумия.
Ярость клокотала в груди, подобно бушующему пожару. Обида на Алису, Леонида, отца, всех вокруг поглотила меня с головой.
Я даже толком и не заметил, как оказался поглощен породой, утратив даже намек на свет закатного неба.
Вокруг оставалась одна лишь темнота, боль и выбивающий воздух из легких холод.
Последних сил хватило, чтобы создать небольшой кокон возле себя и оттеснить давящую все сильнее породу от себя. Кислород стремительно кончался, пока я дрожащей рукой вытащил из нагрудного кармана бутылек со спасительным зельем.
Конечно, прорыв в боевых условиях — риск чуть ли не больше, чем в обычной обстановке. Но... сейчас или никогда?