— Как же я отличаюсь от вас? — покачал я головой.
— О, еще как! Император Павел сидит слишком высоко. Он уже не видит того, что производит ниже него. Он грезит великими завоеваниями, как и его отец. И желает передать правление своему наследнику, пока сам уйдет в величие битв, как с монстрами, так и с людьми с головой. Однако, в то же время он оказался никудышным отцом. Любящим и заботливым, но не таковым, чтобы подготовить достойного приемника. Ты сам это видел, — напомнил он мне.
— То, что его дети грызутся за место Императора, пока он сам занимается черти чем? — фыркнул я.
— Именно. Второй принц давно погряз в интригах и политике, упиваясь вседозволенностью и не видя разницы между друзьями и врагами. Для него всё походит на реалистичную игру. Симуляцию, пробный этап для его правления. Третьему принцу не хватает инициативности и самостоятельности, что бросило его в объятия всяких маргиналов. Только первая принцесса оказалась исключением из правила. Но и она не идеальна, — усмехнулся старик, — Аристократия уже с момента восстания утратила последние сдерживающие поводки. Они на глазах становятся якорем нашей Империи. Балластом, что только тормозит, чем помогает работать госаппарату. Это должен кто-нибудь изменить.
— Ты предлагаешь устроить полноценную революцию? Вырезать всех дворян и установить вечный коммунизм? — нахмурился я.
Неужели на старости лет Багратион окончательно сошел с ума?
— Я только говорю о выкидывании мусора. Когда в твоем доме начинает вонять, то ты не сжигаешь его, а просто берешь и выносишь мусорный пакет наружу. Полтора года назад я допустил ошибку, переложив на твои плечи волю Багратионов, — мужчина достал из зоны видимости проектора небольшую шкатулку. После чего снял кольцо со своего пальца и положил его внутрь.
— И я собираюсь совершить ее вновь, — неожиданно удивил он меня, — Марк Ливен, я назначаю тебя наследником всего имущества рода Багратион. Всё, что я накопил, всё, что я сумел сохранить — станет твоим. Как и мои последствия от моих грехов.
— Что… ты имеешь ввиду под грехами? — нахмурился я.
— О, ты совсем скоро узнаешь, Марк. Тебе это определённо понравится. Хотя, уверен, сначала ты будешь меня проклинать на чем свет стоит. Но я уже буду далеко, чтобы слушать твои ругательства! — рассмеявшись под конец своих слов, он убрал шкатулку в сторону, — Я был рад нашему знакомству, юный князь. И спасибо, что уважил старика в его последние дни.
Мужчина поклонился.
Я сделал то же самое.
— Я бы не сидел там, где я сейчас, не прикрывай ты мне спину, — произнес я.
— Я знаю. Но это не отменяет всех твоих заслуг. Помни, Марк Ливен, когда гниет голова, то это уже не блажь, а долг, отрубить ее, пока она не отравила весь организм. Как бы тяжело это не было. Сколько бы боли не пришлось терпеть…
На этом вызов прервался. И это был последний раз, когда я разговаривал с Николаем Багратионом, патриархом одного из древнейших родов в Российской Империи.
На следующий ночь Менделеев сообщил, что старик испустил дух. Тихо и мирно, во сне, никого не потревожив.
Никто не поднял шума по поводу его кончины. Даже по поводу исчезновения целого пласта истории. Буднично, рутинно, незаметно.
Вот только, Багратион оказался не так прост. И вся Империя это осознала на следующие три дня.
Я сидел в собственном номере. Разговор с Николаем прибавило поводов для мыслей, как и загрузил сверх меры.
Хотелось забыться и просто отвлечься.
Мир катился в тартарары. Азия все быстрее утопала в реках крови, чье количество готово было уже превзойти масштабы чисток с прошлой гражданской войны в Поднебесной.
Европа уже два года как разваливается, словно каркас дома под воздействием землетрясения.
Сама Российская Империя оказалась между двумя пожарами, когда как внутри нее всё еще происходят брожения.
«ВЭБ», Имперская Канцелярия и аристократия активно делят власть, вставляя друг другу палки в колеса, точно одна огромная банка с ядовитыми змеями.