Во всяком случае, ни одной из этих групп «Баунти» не был нужен, и они согласились предоставить его Кристиену при условии, что он отдаст им часть казенных денег, хранившихся на корабле, и одну из двух оставшихся шлюпок.
Кристиен назначил день отплытия; однако раньше чем покинуть Таити, следовало решить еще один важный вопрос — о женщинах для будущей колонии.
Кристиен опасался также, что их маленькая группа из девяти человек не сможет справиться со всеми работами, необходимыми для создания нового поселения. Ему пришло на память, что на заре своей истории римляне пополняли свой состав, похищая мужчин и женщин соседних племен, и решил последовать их примеру. Грубые, насильнические методы суровых воинов показались ему, однако, мало подходящими; он считал, что кроткие таитяне заслуживают более деликатного обращения.
Накануне назначенного для отплытия дня Кристиен пригласил восемь мужчин и десять женщин на прощальное празднество. Приглашенные не принадлежали к таитянской знати. Молодые женщины были известны в качестве наиболее легкомысленных красавиц острова. Часть из них была замужем, но снисходительные мужья, также присутствовавшие на празднестве, никогда не претендовали на их верность. Более того, они даже поощряли любовные шалости своих жен, так как извлекали из них некоторую выгоду — в виде гвоздей, стеклянных бус, рыболовных крючков и прочей мелочи. Остальные островитяне относились к этим малощепетильным мужьям с легким пренебрежением, но вовсе не осуждали их: в конце концов всякий имеет право устраивать свою жизнь, как ему угодно.
Итак, 12 мая на «Баунти» весело справляли прощальное празднество. По окончании традиционных танцев и песен женщинам предложили провести эту последнюю ночь на корабле. Мужей их так основательно напоили ромом, что они впали в бесчувственное состояние и заснули на палубе.
С первыми лучами зари якоря были подняты, паруса поставлены, и подгоняемый свежим утренним ветром корабль вышел в открытое море.
Прошло два месяца со дня отплытия «Баунти». Оставшиеся на Таити мятежники устроили свою жизнь сообразно со своими наклонностями.
Хэйвуд жил один; его беспокойство и меланхолия с каждым днем возрастали. Он дошел до того, что начал даже желать появления английского фрегата.
Невдалеке от его хижины находился холм, с вершины которого открывался широкий кругозор на дали Тихого океана. Там Хэйвуд проводил целые дни, следя за длинными валами, один за другим медленно набегавшими на берег.
Он мечтал об острове Мэн и об Ирландском море, зеленом или сером, вечно беспокойном, покрытом короткими волнами с гребнями белой пены.
С наступлением ночи океан нередко начинал светиться фосфорическим блеском. На берегу рыбаки, вернувшиеся с ловли тунцов, зажигали костры. Слышно было их пение и тихие всплески волн, лизавших коралловые рифы.
Хэйвуду чудился грохот валов, разбивающихся о гранитные скалы острова Мэн, или звон колокольчиков бродящего по пастбищу стада.
Редкие встречи со Стюартом вызывали в нем только раздражение. В объятиях своей Пегги тот забыл обо всем на свете; когда Хэйвуд начинал говорить об Англии, его товарищ отвечал рассказами о забавных проделках Пегги.
Остальные поселившиеся на Таити моряки совершенно слились с местными жителями. Они вели такую же жизнь, так же одевались или вернее ходили почти голыми; некоторые разукрасили свое тело татуировкой, как того требовала мода, принятая среди островитян. Все обзавелись любовницами.
Черчиль и Томпсон принимали участие в политической жизни. Черчиль не покидал старого короля Тину, который не мог без него обойтись, а Томпсон стал первым министром Тетауары — вождя, управлявшего полуостровом Те-тавои.
Тетауара, питая честолюбивую мечту сделаться королем, начал распространять слухи, будто «эари-рахи» вовсе не является сыном Тины, ибо его мать Иддеа, как известно всем жителям острова, находилась в связи с одним простолюдином, и, следовательно, юный король не имеет никаких прав на престол.
Одновременно Тетауара объявил сбор всех воинов полуострова Тетавои.
Возможно, Тина пропустил бы мимо ушей оскорбление, нанесенное чести его жены, но права сына он решил защищать. Он разослал по всему острову гонцов, призывая жителей к оружию и назначив им место сбора.
Все здоровые мужчины в возрасте от 15 до 40 лет сняли со стен свои луки, дротики и копья и тщательно смазали их тунцовым жиром. Они обмотали вокруг тела три куска материи (красной, белой и синей), расположив их один за другим, и надели на головы продолговатые корзинки из ивовых прутьев, украшенные зелеными и синими перьями. К щитам они прикрепили красные перья и зубы акул.