Огонь, долго тлевший под пеплом, впервые прорвался наружу осенью 1795 года. Волнения прежде всего вспыхнули среди экипажей военных кораблей, стоявших в устье Темзы. Здесь организовались судовые комитеты, и Адмиралтейству была отправлена петиция, содержавшая ряд пунктов. Как это всегда бывает в ранних стадиях подобных массовых движений, требования пока что носили исключительно экономический характер и можно предполагать, что они были выработаны матросами с участием представителей низшего командного состава.
Моряки требовали, или, вернее, почтительнейше ходатайствовали (ибо до угроз дело еще не дошло) чтобы начальство приняло к сведению и руководству следующие их пожелания:
повышение жалования, остававшегося на прежнем уровне, хотя стоимость жизни за последнее время увеличилась на 30 %;
улучшение качества продовольственного пайка;
организация ухода за больными матросами в госпиталях, где они обычно оставались брошенными на произвол судьбы;
более частое увольнение на берег во время стоянки кораблей на рейде.
Адмиралтейство отправило к недовольным трех делегатов, которые пообещали, что правительство внесет в палату общин билль, предусматривающий повышение жалования младшему командному составу на 5 шиллингов, а простым матросам на 4 шиллинга. Что касается остальных пожеланий, то для всестороннего их обсуждения будет создана особая комиссия.
Моряки, подавшие просьбу, согласились на компромисс, но предупредили делегатов, что до исполнения этих минимальных обещаний ни один корабль не покинет рейда.
Господа из Адмиралтейства, повидимому, слишком легко отнеслись к словам матросов. Прошло больше трех месяцев, а к осуществлению намеченных реформ не было даже приступлено. Всем и каждому становилось ясно, что дело попросту положено под сукно.
Весной 1795 года верховный адмирал лорд Бриджпорт отдал эскадре приказ сняться с якоря и выйти в море. Судовые комитеты этого только и ждали. Ни один корабль не тронулся с места. Матросы устраивали шумные митинги и выносили резолюции, в которых настаивали на исполнении своих требований. Вице-адмирал Компойс, державший свой флаг на фрегате «Лондон», вызвал морскую пехоту, рассчитывая, что присутствие хорошо дисциплинированной части, не принимавшей участия в волнениях, «образумит» его людей. Но он ошибся. Матросы встретили пехотинцев криками и свистками. Те, после троекратного предупреждения, дали залп и пять человек положили на месте. Тут, однако, внезапная паника охватила отряд. Усмирители со стыдом ретировались, а матросы стали полными хозяевами корабля. Они воспользовались этим, чтобы арестовать своих офицеров и запереть их в каютах. Кое-кого при этом им очень хотелось повесить. Адмирал Компойс, еще сохранивший некоторое подобие начальнического авторитета, сумел убедить их этого не делать.
Председателем судового комитета на фрегате «Лондон» избрали Ричарда Паркера. Насколько можно судить, это был человек замечательный по ораторскому таланту и по революционной энергии. Бывший боцман, разжалованный в рядовые за дисциплинарные проступки и за смелое отстаивание матросских прав, он пользовался огромным влиянием среди товарищей. В великом восстании английского флота он играл роль примерно аналогичную той, которая досталась на долю Джона Адамса во время мятежа на «Баунти». Только судьба его сложилась несравненно более трагично.
Паркер знал, что надо ковать железо, пока горячо. Благодаря его усилиям, открытый мятеж в тот же день распространился на все корабли, стоявшие на рейде. Все команды вышли из повиновения. Офицеры были обезоружены, арестованы, заперты под замок или свезены на берег. Тогда Паркер отправил адмиралу Чарлзу Бакнеру, старшему флагману Северной эскадры, новую петицию. Форма ее попрежнему была очень вежливая и почтительная, но содержание несколько изменилось. К прежним экономическим требованиям прибавлено было одно новое, совсем иного рода: свезенные на берег офицеры возвращаются к своим должностям не иначе, как с согласия судовых комитетов. По существу это означало бы введение выборного начала в деле командования английским флотом. Самые основы морского могущества Великобритании вдруг зашатались.