– Я рашшкажу тебе почему, но шначала ты подпишешь шоглашение о неражглашении.
У богачей обычно самые безумные истории. Наверняка она увлекалась зоофилией или каким-нибудь подобным дерьмом. Деньги заставляют скучать, а скука превращает тебя в придурка.
– За свою жизнь я подписал столько подобных соглашений, что теперь не обсуждаю ни с кем ничего, кроме погоды. – Я откинулся на спинку стула, почувствовав внезапное предвкушение от сделки с этим парнем.
Он пронзил меня взглядом, полным надежды. Он любит ее. Меня всегда смущала любовь. Такое неприятное чувство. Люди совершают много глупостей во имя любви.
– Ладно. Ладно. Так… мы договорилишь? – спросил он, жадно глотая воздух. Я огляделся, впервые обращая внимание на обстановку кабинета. Традиционная. Стеллажи от пола до потолка, изготовленные из темного дуба и заставленные толстыми, нетронутыми книгами. Персидский ковер и кресла цвета верблюжьей шерсти. Бар выглядел единственным регулярно используемым местом, с тусклыми, полупустыми бутылками, испещренными отпечатками пальцев. Все остальное было для показа. Этот мужчина заблудился, и мне посчастливилось его найти.
Все равно что забрать конфетку у ребенка.
– Согласен на шесть месяцев, и я хочу знать ее историю.
Моргансен наполнил себе еще один бокал виски, уставился в него, словно в бездну, опустошил его разом, как перед смертью, и позволил стакану свободно скользить между пальцами, прежде чем уронил его на ковер.
– Хочешь жнать ее ишторию?
Я дернул плечом. Я никогда не повторял свои слова и не собирался начинать из-за этого придурка.
Когда первые слова слетели с его губ, мои пальцы сжали подлокотники кресла.
Когда первые предложения вонзились в мой мозг, у меня пересохло в глотке.
И после полуторачасового рассказа на языке вертелся только один ответ. Вообще-то даже одно слово. Оно довольно четко отражало все мои чувства.
Черт.
Глава вторая
Бэйн
– Сегодня прекрасный день для «хэнг-элевен»[8]. – Бек дико засмеялся, его длинные влажные каштановые волосы развевались на ветру, пока он, лежа животом на доске, покорял огромную волну. Это был халтурный заезд, и я ненавидел, когда так делали. Все равно что попросить шикарную модель просто подрочить тебе по пьяни. Откровенно говоря, любой день, когда пляж оставался полупустым, отлично подходил для серфинга голышом. И именно поэтому каждое морское существо в Южной Калифорнии знало наизусть форму моего члена. Я усмехнулся и наблюдал, как друг поднялся, стянул с себя шорты и обмотал их вокруг запястья, как браслет. Мой школьный друг Хейл плыл в нескольких футах от меня, прорываясь через зону прибоя, а моя бывшая девушка со школьных времен, Эди, сидела на своей доске рядом со мной, глядя спокойно в сторону пляжа.
Я проследил за взглядом девушки и заметил ее мужа Трента и их дочь Луну, строящих песчаные замки. Эди моя любимая и единственная бывшая. А еще она входит в список моих лучших друзей. Знаю, звучит сложно, но на самом деле все не так. Мне нравились люди такими, какие они есть, вне зависимости от того, мог ли я их трахать. Эди – или Гиджет, как я называл ее со времен старшей школы, – была для меня недоступна, но все еще оставалась прежней Эди. Она сосредоточенно морщила лоб. Я оседлал свою «Файрвайр Эво»[9] и щелкнул ее по уху.
– Ты снова это делаешь.
– Что?
– Слишком зацикливаешься на своих мыслях.
Гиджет сморщила нос.
– У меня просто немного кружится голова. – Она забросила свои светлые волосы назад и, прищурившись, продолжила смотреть в сторону берега.
– Ты бледная. – Я преуменьшил, но сказать правду было бы не по-джентльменски. – Отправляйся домой. Волны никуда не денутся.
Она повернулась назад:
– Эй, Бек! Моя дочь на пляже. Верни свои трусы на место, грязное животное.
Мне нравилось, что она называла свою падчерицу дочерью. Эта семья была самой настоящей из всех, что я видел, хотя они и знали друг друга всего несколько лет.
– Что насчет тебя? Ты в порядке? – Эди провела по воде кончиками пальцев.