Огненно-красный цвет ударил ее по щекам и пополз вниз по краю воротника, когда наши глаза встретились, и это сказало мне все, что нужно было знать. Она была новой для меня, но я был для нее знакомым лицом. Лицо, которое она изучала, знала и смотрела на него. Все это чертово время.
– Мы участвуем в тайном соревновании глазеющих? – В ее скрипучем голосе было что-то неестественное. – Потому что прошло уже двадцать три секунды с тех пор, как я открыла дверь, а ты еще не представился. Кроме того, дважды моргнул.
Сначала я пришел туда, чтобы пригласить Эмилию Леблан на свидание, загнав ее в угол, как испуганное животное, которому больше некуда идти. Она не дала мне свой номер телефона. Будучи охотником по натуре, я терпелив, чтобы дождаться, когда она окажется близко, чтобы я мог наброситься на нее, но это не помешало мне время от времени проверять свою добычу. Но если быть честными, то преследование Эмилии на самом деле не было связано с Эмилией. Острые ощущения от погони всегда вызывали у меня покалывание в яйцах, и для меня она была вызовом, которого не было у других цыпочек. Она была новым мясом, а я – ненасытным хищником. Но я не ожидал, что найду это.
Это чертовски все изменило.
Я стоял там, как немой, и сверкал своей придворной ухмылкой, издеваясь над ней, потому что на каком-то уровне она издевалась надо мной. И тут мне пришло в голову, что в этот самый момент, возможно, я и не был охотником. Может быть, на какую-то долю секунды я стал Элмером Фаддом[1] с пустым ружьем в лесу, который только что заметил разъяренную тигрицу.
– А оно вообще может говорить? – Светлые брови тигрицы сошлись вместе, и она наклонилась вперед, ткнув меня в грудь своим маленьким когтем. Она назвала меня так.
Она смеется надо мной. Подрывает меня. Издевается надо мной.
С моим лучшим, невинным выражением лица (Вранье. Я забыл, что такое невинность до того, как мне отрезали пуповину), я сжал зубы под губами и отрицательно покачал головой.
– Ты не умеешь разговаривать? – Она сложила руки на груди и прислонилась к дверному косяку, скептически изогнув бровь.
Я утвердительно кивнул, сдерживая широкую улыбку.
– Это чушь собачья. Я видела тебя в школе. Дин Коул. Тебя называют Мятежным. Ты не только можешь говорить, но и большую часть времени не можешь заткнуться.
Да, черт возьми, маленькая пикси. Укрой эту ярость в бутылке и прибереги ее для того момента, когда я буду катать тебя по своим простыням.
Чтобы понять степень моего удивления, вам, прежде всего, нужно знать, что ни одна девушка никогда не говорила со мной так раньше. Даже Милли, а Милли, казалось, была единственной студенткой, которая была невосприимчива к моему «все-американскому- горячему-качку, рвущему-твои-трусики-зубами» очарованию. Черт возьми, именно поэтому я и обратил на нее внимание.
Но, как я уже сказал, планы меняются. Мы ведь еще не встречались. Несколько недель я обнюхивал хвост Милли в школе, размышляя, стоит ли ее преследовать, но теперь, когда я увидел то, что упустил – эту маленькую хлопушку – пришло время найти тепло в ее безумном пламени.
Я выдал еще одну грязную ухмылку. Именно из-за этого я получил прозвище Мятежный в коридорах Всех Святых два года назад. Потому что так оно и было. Я был гребаным хаосом, всюду, куда бы я ни пошел, назревала анархия. Все это знали. Учителя, ученики, директор Фоллоуил и даже местный шериф.
Когда тебе понадобились наркотики – ты идешь ко мне. Когда тебе нужна хорошая вечеринка – ты идешь ко мне. Когда тебе нужен потрясающий трах, ты идешь ко мне. И это было то, что моя ухмылка – та самая, которую я практиковал с тех пор, как мне исполнилось пять лет – сказала миру.
Если что-то испорчено – это моя вина.
А эта девушка? Она выглядела очень забавно, чтобы ее развращать.
Ее глаза скользнули по моим губам. Тяжело. Пьяно. Читать их было легко – девочек из средней школы. Хотя эта особа улыбалась не так широко, как остальные.
– Ты говоришь, – обвиняюще кашлянула она. Я пососал нижнюю губу и отпустил ее. Медленно. Продуманно. Дразняще.
– Может быть, я все-таки знаю несколько слов, – сказал я ей в лицо. – Хочешь услышать самые интересные из них? – Мои глаза умоляли меня скользнуть вниз по ее телу, но мозг приказывал подождать. Я решил прислушаться к последнему.
Я был совершенно спокоен.
Я был хитер.
Но впервые за много лет я понятия не имел, что делаю.
Она одарила меня кривой усмешкой, которая лишила меня дара речи. Впихнуть столько слов в одну единственную усмешку. Сказав мне, что моя попытка закадрить ее не произвела на нее ни малейшего впечатления. Что я ей нравлюсь, да-и-она заметила-меня-конечно, но мне придется сделать кое-что получше, чем случайный, недоделанный флирт, чтобы добиться успеха. И я был готов к путешествию.
– Неужели, правда? – Она развлекалась, даже не заметив, как это сделала. Я опустил подбородок и наклонился вперед. Я был большим, властным и уверенным в себе. И от меня одни неприятности. Она, вероятно, слышала все об этом, но если нет, то скоро узнает.
– Хочешь, – сказал я.
Две минуты назад я был полон решимости, пригласить ее сестру на свидание, – старшую сестру, держу пари, эта цыпочка выглядела моложе и, кроме того, я бы знал, если бы она была старшей – и вот, смотрите, судьба заставила ее открыть дверь и изменить мои планы.
Малышка Леблан бросила на меня странный взгляд, призывая продолжать. Как только я открыл рот, Милли галопом влетела в мое поле зрения, устремляясь к двери из маленькой, душной гостиной, как будто она бежала из зоны военных действий. Она прижимала к груди учебник, ее глаза были опухшими и красными. Она смотрела прямо на меня, и на секунду мне показалось, что она собирается ударить меня по лицу пятифунтовым учебником.
Оглядываясь назад, я жалею, что она этого не сделала. Это было бы гораздо лучше, чем-то, что она сделала на самом деле.
Милли оттолкнула маленькую пикси в сторону, даже не осознавая, что она здесь, бросилась мне на грудь – нехарактерно нежно – и прижалась губами к моим, как одержимый демон.
Блять.
Это было очень плохо.
Только не поцелуй. Думаю, поцелуй был прекрасным. У меня не было времени обдумать это, потому что мои глаза расширились, бросаясь к ушастой эльфийке, которая выглядела испуганной, ее васильковые глаза смотрели, обрабатывая и боксируя нас троих в то, что я не был готов принять.
Что, черт возьми, делает Милли? Несколько часов назад она все еще притворялась, что не замечает меня в коридоре, выигрывая время, ища места, и притворяясь безразличной. Теперь она была вся на мне, как сыпь после сомнительного секса на одну ночь.
Я осторожно отодвинулся от Милли и обхватил ее щеки ладонями, чтобы она не чувствовала себя отвергнутой, все еще убеждаясь, что между нами достаточно места, чтобы поместиться маленькая пикси. Близость Эмилии была нежеланной, и это было бля впервые, когда дело касалось горячей цыпочки.
– Привет, – сказал я. Мой голос потерял свой обычный игривый наклон, даже для моих собственных ушей. Это было совсем не похоже на Милли. Что-то случилось, и у меня было общее представление, кто вызвал эту маленькую сцену. Моя кровь вскипела. Я дышал через ноздри, полный решимости не потерять свое дерьмо. – Что случилось, Мил?
Пустота в ее глазах вызвала у меня тошноту. Я почти слышал звук ее сердца, бьющегося в ее гребаной груди. Я случайно бросил еще один взгляд на младшую Леблан, гадая, как же, черт возьми, мне выйти из этой ситуации. Она сделала шаг назад, ее глаза задержались на «горячем экспресс беспорядке», который все еще пытался обнять меня. Милли была в отчаянии. Я не мог ей отказать. Не сейчас.
– Вишес, – сказала старшая сестра, громко шмыгнув носом. – Это просто ужас.
Затем она указала на учебник математики, как будто это было доказательством.
Я неохотно перевел взгляд на Эмилию.
– И что же этот засранец натворил? – Я выхватил учебник у нее из рук и принялся листать страницы в поисках непристойных комментариев или оскорбительных рисунков.
– Он вломился в мой шкафчик и украл его, – снова прошипела она. – Потом закинул туда обертки от презервативов и всяким мусором, – она вытерла нос тыльной стороной рукава.