– Не матерись, – наставлял меня отец, и я закатил глаза, чувствуя себя его сыном чуть больше, чем когда вылетел из того кафе. – У нас была небольшая договоренность с Ниной. Главным образом потому, что обеспечение тебе безопасной, стабильной жизни было нашей главной заботой. Она хотела видеть тебя летом, и мы соглашались, пока она была трезвой. Таково было условие. Нине платили за то время, что ты проводил у нее дома. Предполагалось, что деньги пойдут на поездки, одежду и тому подобное. Мы не были глупы. Мы знали, что она положила деньги в карман и приберегла их для себя. Но мы надеялись, что время, проведенное с тобой, вдохновит ее на выздоровление. Что это заставит ее оставаться трезвой и развиваться как человек.
– Только Нина не человек, – закончил я за него. Он покачал головой, и я не был уверен, согласен он с этим утверждением или нет.
– Здесь все люди. Некоторые люди более человечны, чем другие. Нина совершила много ошибок на своем пути, но я сделал одну из них вместе с ней. И ты тоже совершаешь ошибки. Ошибки, которые будут иметь серьезные последствия, если ты продолжишь идти по этому пути.
Мне нечего было сказать по этому поводу. Дело было уже не в Нине.
– Почему же ты не сказал мне раньше? – Я провел рукой по волосам. – Почему позволил мне заплатить ей? Почему встретился со мной на ее условиях? В этом нет никакого гребаного смысла.
– Но это так, Дин. В этом есть смысл. – Он сделал шаг ближе ко мне, и теперь мы стояли лицом к лицу. Тот же рост. Те же волосы. Тот же цвет глаз. Черт, как же я раньше этого не заметил? Мой отец выглядел в точности, как и я. Вот почему люди никогда не спрашивали, усыновили ли меня. Потому что это не так ... во всяком случае, не полностью.
– Я не знал, хочешь ли ты знать своего отца или нет, и оставил это на твое усмотрение. Я знал, что если ты действительно захочешь меня увидеть, то раскошелишься. Для тебя это не имеет большого значения – деньги – у тебя их больше, чем ты когда-либо смог бы потратить. Так что это было не то, о чем я беспокоился. Но если бы ты не хотел знать, если бы не был готов взглянуть правде в глаза, а я навязал это, то я бы тебе ничего не дал. Я бы только отнял что-нибудь у тебя. Твой выбор.
Я посмотрел себе под ноги.
– Я хотел, чтобы ты сам выбрал знакомство со мной, Дин. Но в тоже время я старался, сынок. Каждый раз, когда мы встречались с тех пор, как ты стал взрослым, я пытался тебя предупредить. Я даже хотел признаться тебе в День Благодарения, но ты так и не пришел.
Мои челюсти сжались, и я почувствовал то, что уже давно не испытывал такого удовольствия. Облегчение. Теперь все встало на свои места. Я все еще был чертовски зол на своего отца, и все еще ненавидел Нину с такой ненавистью, что ее хватило бы на несколько поколений. Ничего не было исправлено. Но в то же время, по крайней мере, я получил ответ на свои вопросы. И в каком-то смысле… мой мир.
У Нины больше не было рычагов влияния на меня. Мой биологический отец оказался не наркоманом, не преступником и не мудаком. Это был человек, которого я знал и любил. Так уж получилось, что он раздавил меня, и мне нужно было отойти в сторону, пока я не прощу его.
И я это сделаю.
Но только не сейчас.
– Итак, это подводит меня к настоящей теме, ради которой я сюда пришел. – Папа положил мне руку на плечо, и я посмотрел на него, как на гигантского таракана.
– Выкладывай и уходи, – сказал я ему.
– Рози, – сказал он.
– Что? – спросил я, мое сердце забилось быстрее только от того, что я снова услышал ее имя. Быть вдали от нее было все равно, что вырвать свою плоть из собственного тела. Тоска, которая не была сладкой и романтичной, но угрожала вырвать мои гребаные кишки.
– От меня не ускользнуло, что у нас с тобой одна и та же проблема с сестрами, – сказал Илай, подводя меня к окну и положив руку мне на спину. Я молчал, ожидая, что он еще скажет. – Мое пьянство почти убило мои отношения, но, как ни странно, оно же и спасло их. И это также дало мне одну из самых важных вещей, которые у меня есть в жизни. Моего сына. Боюсь, что тебе не повезет так же, как мне. Рози заболела. Очень сильно, судя по тому, что я слышал. Время не на твоей стороне, и ты не можешь позволить погрязнуть в жалости к себе. Это единственное, чего нельзя купить за деньги, Дин. Время. Поэтому я предлагаю тебе прямо сейчас отправиться в больницу и просить прощения, начав пресмыкаться, потому что впереди еще долгий путь.
– Они не позволят мне увидеть ее, – сказал я, когда Илай указал на парковочное место. Вишес стоял там, прислонившись к взятой напрокат «Ауди», скрестив руки на груди и глядя прямо на мое окно.
Прямо рядом с «Вольво» моих родителей.
Ч ертов восхитительный засранец.
– Твои друзья хотят, чтобы ты заполучил девушку. Твой отец хочет, чтобы ты забрал ее. Твоя мать, вероятно, убьет тебя, если ты не получишь девочку. Итак... ты собираешься забрать девушку.
– Хорошо, – пробормотал я, завороженный видением того, как Вишес делает что-то хорошее хоть раз в своей чертовой жизни.
– Даже если это означает, что тебе нужно бросить пить?
– Даже если это означает, что мне нужно прекратить жить, – поправил я, тяжело дыша. – Да. Я заберу ее.
Я схватил свое пальто с вешалки и выскочил за дверь, оставив отца сидеть там, окруженного тишиной оракула.
Я иду за тобой, Рози.
Глава 31Рози
Что заставляет тебя чувствовать себя живой?
Бип. Бип. Бип. Бип. Биииииииииииииип.
Все болело.
Я даже не могла различить, что болит меньше, а что сильнее. Все мое тело превратилось в узел агонии. На моем лице была надета кислородная маска. Я посмотрела на ночную тумбочку рядом с моей больничной кроватью и увидела маленькое зеркало для макияжа, которое мама, должно быть, оставила там. Подняв его с остатками моей энергии, чувствуя его вес на своих пальцах, и проверяя свое отражение через сонные глаза… Я выглядела желтой. Неужели моя печень перестала работать?
Мне хотелось плакать, но я была слишком истощена физически.
Я хотела закричать, но чувствовала, что это неправильно – делать что-то настолько живое, когда я чувствую себя такой безжизненной.
И я хотела Дина, но его здесь не было.
Он сделал последние несколько месяцев лучшими в моей жизни, так что было только справедливо, что он внес свой вклад в ее окончание.
В комнате никого не было, но я слышала приглушенные голоса за дверью, в коридоре. Я не знала, как долго они там пробыли, но со мной всегда кто-то был. Будь то мама, папа или Милли. Никто не заговаривал со мной о возвращении в Тодос-Сантос, и впервые в жизни мне стало грустно. Не потому, что я хотела вернуться, а потому, что знала: они не верят, что я проживу достаточно долго, чтобы иметь такую возможность.
Эль приезжала дважды, но ей было трудно проделать весь путь от Нью-Йорка до Хэмптонса, поэтому она никогда не задерживалась надолго.
Я ждала ответа. Нетерпеливо. Я постукивала пальцами по бедрам, что должно было быть вздохом, но воздух не выходил из моих легких. Глядя на выключенный телевизор, я не знала, сколько прошло времени, но заметила, что уже наступила ночь. Ночи в Хэмптонсе были совсем другими, чем в Нью-Йорке, размышляла я, глядя в окно. Меньше загрязнений. Еще больше звезд.
Где ты, черт возьми, Земля, и все ли у тебя в порядке?
Это меня раздражало. Сидеть там и ждать, пока кто-нибудь избавит меня от страданий и скуки. Сидя в одиночестве, я не чувствовала себя хорошо. На самом деле, это открыло дверь в то темное место внутри моей головы. Мой приступ тревоги вернулся в самом разгаре. Я имею в виду, почему бы и нет? Мой парень игнорировал меня, где бы он ни был, черт возьми. У меня явно плохи дела. Врачи говорили очень мало, и доктор Хастинг постоянно просила меня немного отдохнуть, как будто я планировала пробежать марафон в это Рождество.