– Я люблю тебя, малышка Леблан, – сказал я. – Охренительно сильно. Ты научила меня любить. Насколько хорошо я справился?
Она улыбнулась, и по ее щеке скатилась слеза. – Пять с плюсом, – прошептала она. – Ты отлично справился. Ты можешь мне кое-что пообещать?
– Что угодно.
– Живи.
– Только не без тебя.
– И заведи детей. Очень много.
– Рози…
– Я не боюсь. Я получила то, что хотела от этой жизни. Тебя.
– Рози.
– Я люблю тебя, Земля. Ты был так добр ко мне.
– Рози!
Ее глаза закрылись, дверь открылась, звук на мониторе погас, и мое сердце разорвалось на части.
Кусок.
За кусочком.
По кусочкам.
Эпилог Дин
Три года спустя
– Черт возьми, что делает твой сын?
– Это не мой сын.
– Да, конечно, – Трент поднес бутылку пива к губам и сделал медленный глоток. – На нем чертов разноцветный блейзер. Это Найт.
Я щурю глаза, потому что в Тодос-Сантосе сентябрьским днем чертовски светло, и, конечно же, это мой сын. Мой четырехлетний сын ... что он вообще делает? Я не совсем уверен, но, зная Найта, это не может быть чем-то даже отдаленно конструктивным и это, вероятно, принесет ему неопределенное количество непослушания время от времени. Этот парень повидал больше стен, чем художник-фрескист.
Он мой мини-я на стероидах. Развязность, отношение и озорство – все это обернулось невинной улыбкой.
– Он только что нарисовал огромный член на лбу дочери Джейми, – замечает Вишес, глядя в свой стакан с виски, как будто в нем содержится ответ на загадку жизни. Я делаю глоток воды. Последние три года для меня была только вода. Я не собираюсь вешать вам лапшу на уши насчет того, что родился заново христианином, как Дональд Уиттакер. Да, я чертовски хочу выпить. Оставаться трезвым – это жертва, но я готов принести ее ради своей семьи.
Вишес толкает локтями Джейми, наклоняя подбородок в сторону Найта и Дарьи. – Если он не помочился, пометив ее еще с юных лет как свою собственность, то я не знаю, что это такое. Твоя дочь в беде. Не спускай с него глаз.
– Они всего лишь дети, кретин. Это называется игрой.
– Игра, – Вишес пробует это слово на вкус. – Ты играл в ту же игру с Мел, если мне не изменяет память. Но с настоящим членом, и он был уж точно не на лбу.
Это последнее утверждение награждает Вишеса ударом по руке. Я кручу обручальное кольцо вокруг пальца и смотрю, как наши дети бегают вокруг, а между ними сверкают солнечные лучи.
– Найт! – Я зову его, и он поднимает глаза, сжимая в маленьком кулачке черный маркер.
Это не похоже на обычный маркер. Это перманентный маркер Sharpie.
О, бля!
– Подойди сюда, пожалуйста. – Я киваю в сторону угла, где стоят Джейми, Вишес, Трент и я. Луна сжимает ногу Трента, как якорь. Ее серо-зеленые глаза широко раскрыты и изучающе смотрят, на ней черный топик, черные джинсы и черные кроссовки.
Она всегда рядом со своим отцом.
Найт плавно приближается к нам, преувеличенно размахивая руками. Сегодня мы празднуем его четвертый день рождения, и все его дошкольные друзья здесь. Трент переворачивает бифштексы и гамбургеры, у гигантского бассейна стоит киоск с хот-догами, клоун, фокусник и автомат с сахарной ватой. Только самое лучшее для моего сына.
Он мой, пусть и не биологически. Клянусь, этот парень – нечто особенное. Мы с женой поняли это сразу же, как только увидели его.
«Он родился восемнадцатого августа» – заявила женщина из агентства по усыновлению, когда три года назад пододвинула его фотографию. Мы приехали туда сразу после нашей свадьбы в Лас-Вегасе. Мы с женой обменялись непроницаемым взглядом, а потом расхохотались. В этот день мы впервые переспали вместе. Восемнадцатое августа. У судьбы такое извращенное чувство юмора.
Найт выглядит точно так же, как и я, хотя и не от меня. Но волосы у него пепельно-каштановые, а глаза нефритово-зеленые. Он в два раза выше своих сверстников. Ну, кроме Вона – сына Вишеса и Эмилии.
Найт (моя дорогая называла его так, потому что он пришел спасти нас) стоит передо мной, ожидая неизбежной испанской инквизиции.
– Что ты сделал с Дарьей? – спрашиваю я, опускаясь на колени на уровне его глаз. Дарья была на два года старше Найта. Это она должна командовать им, а не наоборот. Но я думаю, что это в нашей крови – воспитывать маленьких возмутителей спокойствия, альфа-самцов и девочек, которые отбиваются от них, пока они не поддадутся их очарованию.
– Я сделал ей татуировку, – ровным голосом говорит мой ребенок. Он смотрит мне прямо в глаза, и у него такое выражение лица, как будто он не знает, что с этим делать.
– Ты нарисовал у нее на лбу, – поправляю я. – Зачем ты это сделал?
– Она сама попросила, чтобы ее накрасили. – Иисус Христос. Надеюсь, его мама слишком занята, чтобы заметить, что сделал этот Мастер Чернил.
– А что именно ты нарисовал… на ее лбу?
Не говори член. Не говори член. Не говори член.
– Космический корабль, – отвечает он. Он оборачивается и зовет Дарью, которая пробегает небольшое расстояние до нас. Найт продолжает объяснять, проводя пальцем по ее лбу. – Это внешний резервуар, – он показывает на головку, и я уже говорил, что мой ребенок хочет стать астронавтом и любит космос так же сильно, как и я? – А это орбитальный корабль, – он показывает на шары.
– А чем стреляют из внешнего резервуара? – спрашивает Джейми напряженным голосом. Я проглатываю свой смех и жду ответа Найта. Его глаза расширяются.
– Пулями, конечно. Много-много пуль.
Слава Богу, он не сказал «сперма».
Я кладу руку на мягкую румяную щеку сына. – Слушай меня внимательно, Найт, хорошо? Мы не рисуем ничего на телах людей. Никогда. Особенно космические корабли. – Джейми – мой друг, но я не знаю, как отнесусь к тому, что другие отцы стучат в мою дверь, жалуясь, что мой сын рисует хуи на своих дочерях.
– Хорошо, – он кивает. – Никаких космических кораблей.
– И никаких татуировок другим детям. А почему не играешь с Воном?
– Потому что я его ненавижу, – отвечает Найт, как ни в чем не бывало.
Следующее поколение определенно идет по стопам своих отцов. Я растрепал ему волосы. – Иди, проверь, как там твоя мама, приятель. – Я целую его в макушку.
– Хорошо, пап.
– И отдай мне перманентный маркер Sharpie.
Дарья все еще смотрит на отца. Джейми притягивает ее к своей ноге и обнимает.
– Детка, ты можешь кое-что пообещать папе?
– Да.
– Никогда больше не смотри, не разговаривай и не играй с Найтом.
Дарья закатывает глаза и идет к автомату с сахарной ватой, за который отвечает моя мама, Хелен. Джейми, Вишес, и я смеемся.
Трент переворачивает гамбургеры с пивом в руке, качая головой.
– Кто, черт возьми, все эти люди? Я даже половины из них не знаю. – Я показываю рукой с бутылкой воды на толпу. Теперь, когда мы все живем в Тодос-Сантосе – жизнь вдали друг от друга казалась слишком близкой к смерти, после того, что случилось с Рози, – и живем в одном районе, мы тусуемся каждый день.
– Ты пригласил почти всех наших коллег, – Джейми пожимает плечами.
– Я? – Я почесываю в затылке.
– Это сделала твоя жена, – перебивает Вишес. – Эми посоветовала ей. Нетворкинг и прочее дерьмо. Да, и посмотри сюда. Наш новый партнер подошел поздороваться. – Он вздергивает подбородком в сторону человека, которого я действительно узнаю. Его лицо было просто размазано по первой странице «Уолл-Стрит Джорнал». Джордан Ван дер Зи. Похож на злую версию Путина. Два года назад он купил пятьдесят процентов наших акций, а остальное мы поделили между собой.
Многомиллионная сделка, которая оставила нам больше денег, чем мы можем потратить за десять жизней, но меньше власти в «Фискал Хайтс Холдингз». Теперь у нас есть время, чтобы провести его с нашими семьями. Вместе. Ван дер Зи разбросал свою собственную управленческую команду в Чикаго, Лондоне и Нью-Йорке, и никто из нас не был раздавлен, потому что мы забрали наши души с собой, когда подписали сделку. Теперь у Сью новый мужчина, которого она может называть Мистер-Как-Угодно.