Я толкнул плечом нужную дверь и к моему удивлению, она открылась. В нос шибанул запах вина и дешёвой пудры. Слева на кровати лицом вниз спала голая девица с аппетитно выпирающими ягодицами. Аллан Волк тоже беззастенчиво дрых, прикрывшись наполовину одеялом. Поставив кувшин на стол, я подошел к окну и с треском распахнул створки. Жаркий воздух вперемешку с речными запахами пополз в комнату.
Девица открыла глаза, увидела сидящего на стуле незнакомого мужчину в дорогом кафтане, тихо ойкнула, но не стала судорожно прикрываться одеялом. Вместо этого она приподнялась, скинула ноги на пол, хриплым ото сна голосом спросила:
— А разве меня для двоих заказывали?
— Для одного, — ухмыльнулся я, разглядывая еще не потасканное тело молодой шлюхи. — Свою работу ты выполнила, можешь проваливать.
— Волк мне не заплатил! — девица встала, прошла несколько шагов к валяющемуся на полу платью, и не скрывая свои прелести, стала медленно одеваться. — Слушай, а может, я с тобой…
— Нет.
— Тогда плати!
— Я не знаю, на каких условиях вы договаривались, поэтому платить из своего кошелька не буду, — дождавшись, когда шлюха наденет платье, встал, чтобы вытолкать её в коридор. Ведь уходить девка не собиралась. Подбоченилась, уперлась руками в бока и стала угрожать, что будет громко орать, что несчастную обирают два козла.
Пришлось будить Аллана. Удивительное дело: мы тут беседуем, а ему хоть бы хны, даже глаза не открыл. Но стоило прикоснуться к его плечу, Волк упруго взлетел на ноги, выставив пистолет. Отменная реакция, ничего не скажешь!
— Кто такой? — совершенно трезвым голосом спросил он, переведя взгляд со шлюхи на меня. — Чего тебе надо?
— Заплати этой девице за услуги, чтобы она ушла отсюда, — сказал я, не торопясь называть свое имя. Аллан сам сообразит, кто к нему в гости заявился.
— Добрый человек, возьми у меня в кафтане кошель и дай этой кошке крону. Хорошо отработала.
Я выполнил просьбу Волка. Получив вожделенную награду, девица фыркнула и стуча башмаками, выскочила из комнаты. Прикрыв дверь, я вернулся к столу и бросил на неё треуголку, а сам присел на расшатанный табурет.
— Дьяволово семя, да ты же Игнат Сирота! — хлопнул себя по лбу Аллан, наконец, разглядев меня. Голый, он слез с кровати и стал одеваться, поочередно поднимая с пола штаны, сорочку, сапоги. Приведя себя в относительный порядок, он поплескал на лицо водой из таза, и присел напротив. Взгляд его упал на кувшин. Хмыкнул. — Сразу видно бывалого вояку! Это мне?
— Тебе, поправить здоровье.
— А ты ничего, парень, с тобой можно иметь дело, — кондотьер обхватил кувшин и приложился к нему с видимым удовольствием. Пил долго, отчего щетинистый кадык ходил подобно поршню вверх-вниз. Я обратил внимание, что на сорочку не пролилось ни капли.
— Хватит, — сам себе сказал Волк, со стуком ставя кувшин на стол. — А то развезёт.
— Вы сколько времени здесь стоите? — я неторопливо раскурил пахитосу и окутался дымом.
— Вторая неделя пошла, — с интересом поглядев на черкаш для спичек, ответил Волк. — Эритию перекрыли в устье, ведётся боевая операция в междуречье.
— Я видел, когда мы там проходили, — киваю в ответ. — Не думал, что затянется надолго.
— И куда шел караван?
— В Осхор, — не делая из этого тайны, ответил я. — Прошли относительно нормально, не считая нападения на флагманский борт наемников барона Марисьяка, сожжённого фрегата возле Ромси и разгрома мятежников в устье Пайи.
Алан расхохотался, похлопывая ладонями по столу, отчего тарелки с остатками вчерашней трапезы опасно подпрыгнули и стали подползать к краю.
— Только не говори, что ты полностью прошляпил караван нанимателя, поэтому и оказался здесь в бегах! — утирая слёзы, фыркнул кондотьер. — Столько событий на одну голову свалилось! Это же моя мечта — покуролесить от души!
— Караван сейчас идет в Скайдру, — усмехнулся я в ответ и пустил кольца дыма в потолок. — Моё пребывание в столице связано с одним весьма серьёзным дельцем, за которое или голову рубят, или подвязку с орденом на грудь вешают.
— Ого! И полагаю, ты ничего пока рассказывать не станешь?
— И не собираюсь, по крайней мере, в течение года-двух. Аллан, в этом деле лучше язык не распускать.
— Когда станет возможным — посвятишь меня в свои тайны?