Лиза промолчала. Подбородок у нее трясся. Белая как известь, она опустилась на стул, над которым еще мгновение назад витал загадочный «родственник», и заплакала.
А что было потом?
Потом она очутилась на полу. Как в калейдоскопе, вокруг зазвенели голоса, и замелькали лица. Хирург Лемешев улыбался и что-то бубнил, прощупывая у нее пульс. Снова нагрянула злая, оглушающая мигрень. Зашумел проспект, слепящий огнями, и Лизу, словно маятник в часах, долго качало из стороны в сторону на продавленном заднем сидении родного авто. Марина Глинич поглядывала на нее в водительское зеркало, без конца повторяя: «Почти приехали… Почти...». И вот мимо проплыли: до боли знакомый рисунок на обоях, занавески, фото на стене. Затем все погасло, а когда свет вернулся, Лиза распознала подругу, сидящую рядом.
— Наконец-то! — воскликнула Селезнева. — Не знаю, что тебе накололи, но выглядишь так, словно по тебе прошлись током.
В ответ Лиза только вздохнула. Она была дома, в своей кровати. Что же стряслось? На нее обрушилось здание, или, быть может, она угодила под машину?
Аня, в присущей ей манере, прокомментировала случившееся:
— Слушай, не пугай меня так! Звонит мне вчера твоя, как ее, Глинич, и слезно просит бросить все и примчаться в вашу богадельню. А мы со Славой прихватили малого и поехали к Ромику на тренировку. Их команда сейчас активно готовится к играм на городском уровне, а там, глядишь, они и на большом катке шайбу погоняют. Матч затянулся, так что, пойми, я не смогла вырваться и...
— Ты сказала, она позвонила вчера? — перебила ее Лиза.
— Ну да, вторник же на дворе, вечереет. Твоя Марина сама привезла тебя домой и пробыла тут до утра. А потом Славик меня к тебе подбросил. Но мне надо отлучиться на работу. Муж обещал взять мальчишек на себя, а я за отчетами смотаюсь — и сразу назад. Идет?
Лиза кивнула. Во рту у нее пересохло, черепная коробка трещала по швам. Селезнева уже суетилась в прихожей, когда она спросила:
— Что произошло — там, в больнице?
— Как тебе сказать, чтобы не обидеть, — прокряхтела та, застегивая сапоги. — Твои светила со всей определенностью ответить на этот вопрос не могут, но подозревают нервный срыв. Это все хирург твой, будь он трижды неладен! Санитарка наткнулась на тебя в проходе, когда ты сидела с открытым ртом посреди кофейной лужи. Дежурную сестру ты переполошила, доказывая, что кто-то блуждал по коридору, когда на самом деле там не было ни души. А потом Глинич обнаружила тебя у запертого кабинета Фоненко, когда ты билась в истерике, умоляя его открыть. Тебе выписали успокоительные, отдых и безмятежный сон в течение нескольких недель — до тех пор, пока спина не заболит.
Сердце у Лизы екнуло: истерика у Дмитрия под дверью? Да разве бы она до этого опустилась?!
— Должно быть, я схожу с ума! — пробормотала она.
— Не торопи события. Будем надеяться, что до этого далеко, — подмигнула ей подруга и дала наставление перед тем как выпорхнуть за порог: — Ничего, кроме воды и бульона, не принимай без меня, поняла? Я следую предписаниям Лемешева, мне перед ним и отчитываться. Будь хорошей девочкой.
Оставшись одна, Лиза стянула со столика стакан, поднесла его к губам и сделала глоток. Вода имела странный металлический привкус. Тарелка с супом остывала рядом. Есть не хотелось — в горле стояла тошнота, а в виски ритмично, как в ритуальный там-там, била боль.
Вместе с болью к Лизе постепенно стали возвращаться и воспоминания того вечера: лифт, Дмитрий, его супруга…
Глядя на поблескивающую в стакане жидкость, она снова увидела молчаливую толпу коллег — случайных свидетелей ее позора. Как же у них вытянулись физиономии!
Да, это она посягнула на семейное благополучие их идола, Фоненко. Она возомнила себя достойной выйти с высоко поднятой головой из освещенной жестяной камеры и нырнуть в его раскрытые объятия. Это все она, Лиза! Но кто она такая в сравнении с Маргаритой, на лице которой при встрече не дрогнул и мускул?
Действительно ли супруга была так слепа к похождениям Дмитрия? По сути, сейчас уже без разницы. Романовна дала понять, что намерена и дальше за него бороться. И ведь — точнее не скажешь — имеет на это полное законное право. А любовь… Причем здесь любовь, в самом деле?
Глинич не зря предостерегала: куда проще найти новую пассию, чем развестись с такой женой. Почему Лиза не послушала того единственного разумного человека, что желает ей добра?
А что, если Дмитрий и не собирался порывать с Маргаритой? Лиза будто бы прозрела: о его жизни она по сути ничего не знала. Когда их свидания участились, она вообразила, что Фоненко готов уйти из семьи. А сам он разве говорил об этом?