- Даже эти крохотные кусочки?
- Но ты же знаешь, золотой соверен - совсем небольшая монетка.
Полл приятно было услышать этот ответ - он подтверждал правоту Тео. Надо ему это передать в качестве миролюбивого жеста. А заодно и прощения просить не придется... Счастливая и довольная, она погрузилась глубже в теплую воду.
Между тем мама говорила тете Саре:
- Ну а когда дело сделано и слова все сказаны, то его просто жалко. Бедный старик Роуленд, он такие надежды возлагал на этого своего сыночка! Иметь одного ребенка - такой же риск, как нести сотню яиц в одном лукошке. Он сам признает, что испортил его. С ним и раньше бывали подобные неприятности, но не такие все-таки - что-то там стянул по мелочи, ничего серьезного.
- Если мистер Роуленд считал это мелочью, то он сам растил дубину на свою спину, и нет у меня к нему сочувствия, - отвечала тетя Сара. - Воровать всегда дурно, даже если это конфетка или бумажка от конфетки, и любой ребенок, как он ни мал, способен это понять. Учи на мелочи, а когда дойдет до серьезного, то уже судить пора! Надеюсь, ты со мной согласна, Эмили?
- Да, да, Сара, конечно.
Голос у мамы звучал довольно смиренно, но, когда она, обойдя ширму, заглянула в духовку, на губах ее была улыбка и глаза смеялись. Она постукала хлеб костяшками пальцев, чтобы удостовериться, что он готов. Булки отзывались звучно, а один из хлебов выполз из своей жестяной формы и запекся по краям.
- Мама, можно мне эти корочки - с маслом?
Тетя Сара сказала:
- Горячий хлеб вреден для пищеварения. Особенно детям.
Мама мигнула Полл, протянула ей теплое полотенце. Полл вылезла из ванны, мама ее вытерла, надела ей через голову ночную рубашку, а плечи закутала старой шалью. Потом она сложила ширму, а тетя Сара помогла ей вынести ванну и вылить воду в раковину.
Тетя Сара промолвила:
- Но я все равно рада, что мистер Роуленд приехал. Это свидетельствует о его уважении к Джеймсу.
Мама поставила ванну на пол и принялась ее вытирать.
- Да, но это не единственная причина, почему он приезжал. - Мама распрямилась, лицо ее заметно покраснело. - Еще он спрашивал меня, не нуждаюсь ли я в деньгах. Я, конечно, ответила, что не нуждаюсь.
Тетя Сара молчала несколько минут. Мама продолжала полировать неглубокую ванну с внутренней стороны, а тетя Сара одевалась, чтобы уйти. Натянув перчатки, она проговорила наконец - быстро и на одном дыхании, будто чувствовала, что следует сказать правду сразу, а не тянуть:
- Ну, разумеется, нет ни малейшего резона принимать его помощь.
- Да, но тебе-то, Сара, нелегко - расплачиваться за мою гордость.
Мама вернулась в кухню, поглядела на тетю Сару, а тетя Сара улыбнулась ей - и не той обычной улыбкой человека, привыкшего нести свой крест и свой долг. Нет, это была открытая улыбка, от которой она сразу помолодела и похорошела.
- Вот уж чепуха, Эмили, моя дорогая! - сказала она и поцеловала маму в щеку.
Когда она ушла, Полл спросила:
- А почему тетя Сара замуж не вышла?
- Потому что умная очень.
- Нет, по правде? Только не говори со мной, как с глупенькой.
Мама отломила хлебную корку, запекшуюся поверх жестяной формы, намазала маслом и дала Полл.
- А это и есть правда, пожалуй. Женщины нечасто бывают такие разумные, как Сара, притом всерьез и надолго. А уж мужчины и того реже. А если бы и нашелся один такой, он бы, скорей всего, ее испугался. Но кабы в этом все дело! Когда она только-только поступила учительницей, бабушку Гринграсс паралич разбил, и тете Саре пришлось и в школе часы отдавать, и за матерью ухаживать. А это, доложу ятебе, р а б о т а! Крупная была женщина миссис Гринграсс, ростом под шесть футов и поперек себя почти столько же. И голос как труба. Правила всем домом, не вылезая из постели. На том конце улицы слышно было, как она отдает приказы. А исполнять их приходилось Саре, да и весь дом на ней, младшим еще надо было школу кончать - тоже ее трудами. Так что куда уж там замуж, они бы все пропали без ее заработка, никто больше ничего не получал. Правда, Гарриет давала уроки, но сколько она приносила - воробья не прокормишь. Притом, обрати внимание, Сара вовсе не жаловалась. Она говорила, что это ее долг и ее радость - заботиться о своей матери, которая действительно немало потрудилась на своем веку. Старуха Гринграсс долгое время работала главным кондитером в здешней пекарне, а значит, в какой-то мере надсмотрщиком над другими пекарями, но она и себя не щадила. Трудно жила и трудно помирала - так про нее говорили.
- А сколько тебе было лет, когда ей палец отрубили?
- О, я была еще маленькая, но слышала про это, конечно. А когда она умерла, этот ее палец, можно сказать, втянул меня в хорошенькую неприятность. Неужели я никогда не рассказывала?
Полл покачала головой, а мама глянула на нее и села напротив, по другую сторону плиты.
- Так, так, припоминаю. Саре было тогда лет двадцать шесть, а мне, стало быть, двенадцать - достаточно взрослая, между прочим, чтобы соображать, что к чему. Моя мама пошла помочь Саре: когда в доме покойник, всегда уйма работы. Я тоже пришла туда после школы, а они уже сидят в гостиной, пьют чай. Увидев, что путь свободен, я - по лестнице и наверх. Дело в том, что я ни разу как следует не разглядела этот ее палец - случая не было, а уж теперь, думаю, последняя возможность! Однако я ведь и покойников никогда до того не видывала. Словом, я сдернула с нее покров - ну и получила больше, чем мне бы хотелось. Нет, лицо у нее было совсем не страшное, но когда я к ней притронулась, она оказалась холодной и твердой, как доска, и я так испугалась! И со всех ног вниз, в сад, да так и оставила ее непокрытой. В саду я просидела до темноты, а потом вошла в дом как ни в чем не бывало. Мама уже ушла, не знаю куда, а Сара сидела в кухне и что-то шила. Она меня и спрашивает: «Эмили, ты была наверху?» Я отвечаю: «Нет». Тогда она еще раз: «Ты в этом уверена? Вполне?» А когда я ответила, что да, уверена, она только глянула на меня в упор и снова за шитье. Ну, думаю, надо улизнуть потихоньку. Но только я направилась к двери, она мне и говорит: «Будь так добра, Эмили, принеси мне мой наперсток серебряный. Я его наверху оставила, на сундуке, в передней комнате». То есть как раз там, где миссис Гринграсс лежала мертвая. А между прочим, уже совсем стемнело, и я думала, что помру со страху, но Сара с этим не посчиталась. И что же, пошла я наверх, туда...
Полл почувствовала, что у нее мороз по коже.
- Но это же было подло с ее стороны!
- Не думаю. Если б я только сказала ей правду, она бы меня тут же отпустила, но я упорствовала в моей лжи и, значит, должна быть наказана. Ты же знаешь свою тетю Сару! Она сама скорей умрет, чем сделает что-либо нехорошее, но и от других ожидает того же. Конечно, жить по ее меркам нелегко, да еще когда она рядом. Но мы уж постараемся, верно? - Мама сурово поглядела на Полл. - Почему ты затеяла эту драку?
Полл была захвачена врасплох: она думала, что это дело уже забыто.
- А что тебе сказала тетя Сара?
- Сказала, что ты с кем-то сцепилась, но что тебя довели.
- Они так издевались над Тео! - Полл снова загорелась гневом. - Этот Ной Багг! Он обозвал Тео гномиком. (Мама вздохнула.) Как ты думаешь, Тео подрастет когда-нибудь? Он от этого такой несчастный!
Мама сказала:
- Ну а если это будет единственным несчастьем в его жизни, то, считай, ему повезло.
Мама нередко отпускала такие суровые замечания, и, хотя ничего особенного она в виду не имела, Полл все равно чего-то испугалась. Может быть, она подумала про маленькую девчонку, которую послали куда-то наверх, где лежала в темноте мертвая старуха. А может, в кухне стало темно, и, когда мама поднялась, чтобы зажечь керосиновую лампу, Полл показалось, будто мир вокруг нее полон неведомых опасностей, бесформенных, но грозных, как эти тени по углам...