- Так что же ты будешь теперь делать, Джеймс?
- Что-нибудь новое, я думаю. Во всяком случае, не кареты - их время отошло. Через двадцать лет, Эмили, никакого транспорта на лошадиной тяге не останется. У всех будут автомобили.
- Ну, сперва посмотрим, потом поверим! - И мама опять хмыкнула, по своему обыкновению.
Отец засмеялся:
- Думаю, что посмотрим, моя милая, еще на нашем с тобой веку. А относительно того, что же мне теперь делать, то... - Голос его вдруг зазвенел, будто у мальчишки, сверстника Джорджа. - То я думаю, не съездить ли мне в Америку?
Мама только и сказала:
- Джеймс!
А Полл так и вскрикнула под столом: - Папа!.. Па!..
Она еле продралась сквозь жесткие крахмальные складки, которые накрыли ее с головой и не давали видеть. Oтец поднял скатерть и извлек дочку на свет. Он держал ее на руках, лицом к лицу, и она, чувствуя себя в безопасности под прикрытием этих рук, заговорила зло и быстро, пока мать не успела рассердиться - ведь дочка слышала то, что ей не положено:
- Это ты, мама, виновата! Ты забыла про меня! Ты же не сказала мне, чтобы я выходила оттуда, вот я там и заснула.
Мамино лицо под короткими каштановыми волосами было бледно, красивые губы стиснуты туго, как ее застегнутый на все пуговки шелковый корсаж. И сидела она прямая, как кочерга, уставясь на дочь в упор.
Полл посмотрела на нее, потом на отца - он поглаживал свои темные шелковистые усы и глядел на дочку серьезно. Спросила:
- Почему папа уезжает?
Ни он ни мама не ответили. И Полл почудилось, что они испугались - испугались ее! Это очень ее озадачило, а потом вдруг рассердило.
- Что у вас случилось?! - закричала она и даже топнула ногой. - Скажите мне сию минуту!
Другие взрослые отвечать, наверное, не стали бы - дети, как известно, должны быть всегда на виду, но не на слуху: их видишь, но не слышишь. И уж конечно, родители не часто делились с младшими своими заботами. Но Эмили Гринграсс была не как другие. Прямая и скорая на слово, она что думала, то и говорила, не слишком заботясь об удобоваримости своих речей.
- Твой отец потерял работу, - выложила она. - У его фирмы неприятности, кто-то деньги украл. Не он, конечно, про это можно и не говорить, но он взял вину на себя. Так он поступил, и, значит, у него были на это веские причины.
Полл знала, что больше вопросов не положено, хотя ей и показалось, что мама не считает те причины достаточно вескими. Она повернулась к отцу:
- И ты правда уезжаешь в Америку?
Сказала и сама засмеялась, потому что поняла, что этого не может быть. Но она ошибалась: это была правда. Oтец покачал головой и проговорил мягко:
- Думаю, что да, родная моя. Твой дядя Эдмунд, ты же знаешь, живет там, у него фруктовая ферма в Калифорнии, и я буду работать у него, для начала. А потом - кто знает? Америка, говорят, страна великих возможностей - может, я там разбогатею.
Он сжимал ее ладошку и глядел куда-то сквозь нее: светились мечты и отблески камина. Тут Полл услышала мамин вздох, недолгий и потаенный. Она дернула отца за рукав, чтобы он не мечтал больше, и проговорила, чувствуя в груди какую-то пустоту:
- Ты уедешь, а что будет с нами?
Он поглядел на нее и слегка насупился:
- Да ничего страшного, мой Полл-пончик. Я, как только обернусь, сразу же выпишу вас к себе. А пока вы все переедете к моим сестрам в Норфолк, к тете Саре и тете Гарриет.
Мама до того сидела неподвижно, а теперь ее шелковое платье зашуршало. Она проговорила сухо и вежливо, будто обращаясь к кому-то постороннему:
- Ты уже все продумал, Джеймс, не правда ли? - Затем она сказала Полл: - Ступай наверх, пора. Скажи Джорджу и Лили, чтобы они шли сюда: нам надо поговорить с ними. А Тео пусть ложится. Я сама все ему объясню утром. Чтобы спал, а не думал всю ночь. Ты же знаешь, какой он беспокойный.- Она засмеялась беззвучно, хотя Полл не поняла, что тут смешного. И продолжала: - Да тут и беспокоиться-то нечего, ваш отец сделает так, как лучше для нас всех, тебе это известно. А теперь будь хорошей девочкой, делай что сказано. В постель и спать, и брату нислова.
- Конечно, мамочка! - сказала Полл, а сама - руки за спину и сложила пальцы крестиком.
И пока целовала на ночь родителей, пока бежала по коридору в кухню, где Джордж и Лили делали уроки возле плиты, пока сообщала им, что мама и папа ждут их в гостиной немедленно, она держала пальцы крестом. А потом сразу наверх, чтобы все рассказать Тео.
Он в это время, прицепив свою ночную рубашку к большой литой шишечке, что на спинке медной кровати, которую он делил с Джорджем, повис на ней и раскачивался мечтательно взад и вперед. Полл этого не разрешали, потому что она была тяжелая и могла бы порвать сорочку, а Тео весил меньше. И вот он продолжал качаться, хотя и помедленней, пока она рассказывала ему, что произошло в гостиной. Его голые бледные ноги свисали, как ивовые прутья, с которых кору содрали, а ступни были совсем прозрачные.