Пребывая в Киеве, гетман 9 октября впервые тайно отправил в Москву Генерального судью Григория Гуляницкого с письмом к царю Алексею Михайловичу, в котором указывал, что теперь самый подходящий момент, чтобы царь отобрал у поляков город Смоленск со всеми окрестностями и всю Беларусь, захваченные поляками в бурные времена предыдущих битв русских с татарами, пуще всего с подставленными от них самозванцами, и что он, Хмельницкий, очень желает и готов помочь его величеству в таком справедливым деле и в такое время, когда польские силы повсеместно им разбиты и рассеяны, и сама Польша пребывает в крайнем бессилии. Наоборот, его войска казацкие, будучи в прекрасном состоянии и разогнавши поляков, остаются почти без дела.
Царь Алексей Михайлович, по своей осторожности, ничего не написал Хмельницкому, а прислал к нему князя Василия Васильевича Бутурлина вместе с Гуляницким и через них поблагодарил Хмельницкого очень тепло за его такое большое внимание к нему, царю, и его державе единоверной и единоплеменной народу Малороссии, передав при этом на словах, что его народ понес многие разрушения и утраты во времена междуцарствования и чрезвычайных войн, а само государство потрясено ими до самого основания. Поэтому нам нельзя еще пуститься на новые войны без надежных союзников и друзей. Но если бы он, Хмельницкий, и народ малороссийский соединился навеки с царством его московским, то тогда бы мы имели поступки надежные для общей пользы, о чем советует ему подумать и царю искренне открыться. Он же со своей стороны обещает и обнадеживает честью и совестью христианской и царской принять их как своих кровных и установить все согласно договоренностям думных людей и народным обычаям.
Польский король Владислав Четвертый, который всегда относился с симпатией к русскому народу, получив через пленных польских офицеров письмо Хмельницкого, убедительное по содержанию, что касалось мирных предложений, которые могли сохранить общую родину от окончательного разрушения из-за продолжающейся жестокой междоусобицы, прислал Хмельницкому в Киев воеводу Киевского Киселя и князя Четвертинского со своим рескриптом, которым он утверждал Хмельницкого в гетманском титуле. Присланы были и знаки, которые тот титул обозначали и которые послы Хмельницкому вручили, а именно: гетманская булава, обсыпанная бриллиантами, бунчук в жемчуге и горностаевая мантия. Гетман, поблагодарив короля и послов за эту очень важную посылку, а больше всего за склонность к миру, в свою очередь одарил подарками послов и отправил их к королю с мирными уверениями. Но как только послы вернулись, противная королю партия польских вельмож и чиновников, подговариваемая Примасом и князем Яремой Вишневецким, отбросила с возмущением мирные намерения короля, а послов его выгнала, лишила должностей и титулов, рассматривая мирные планы, как угрозу бесповоротной утраты русских усадеб, ею силой захваченных, и тамошних должностей, которые приносили ей большие доходы. Король этим поступком от своих подданных был сильно сконфужен и, не имея силы и способов сопротивляться своим врагам, впал в глубокую депрессию и от того 31 октября 1648 года умер. Хмельницкий, получив эту грустную весть, горько заплакал и повелел по всем церквям и по всей Малороссии отправить за душу королевскую панихиды и сорокоуст и вписать его в церковные поминальные субботники с приложением имени Владислава: «Пострадавшего правды ради и за народ благочестивый».
После смерти Владислава королем стал его брат Ян Казимир. Он в декабре того же года направил к гетману Хмельницкому снова воеводу Киселя с предложением, что начатые его братом мирные договоренности будут приняты, если Хмельницкий согласится воевать вместе с ханом крымским и польскими войсками против Московского царства, которому будет объявлена война с требованием удовлетворить претензии Польши к Московии и вернуть турецкому султану и хану крымскому Астраханское царство с городом. А он, Хмельницкий, получит в нем соответствующую долю. Хмельницкий на это предложение огласил воеводе свое решение, основанное на честности и справедливости, что воевать с державой христианской, его народу и ему самому единоверной и единоплеменной, да еще и за чужие интересы, считает самым тяжким грехом перед богом и большим позором перед всем миром. Ибо он верит без сомнения, и того никто возразить не может, что защищаться естественным образом позволяет человечеству против кого бы то ни было из своих врагов, а нападать на человечество и терзать его своеволием из-за своего каприза есть разбой, варварство и просто зверство, ни чем не оправданные, и он лучше от всего на свете откажется, чем нарушить эти правила христианские и общечеловеческие. Воевода сколько ни уговаривал Хмельницкого, привлекая разными посулами и обнадеживанием со стороны короля и Речи Посполитой, однако поколебать позицию гетмана не смог и вернулся ни с чем. Хмельницкий, по отъезде Киселя, сразу тайно отправил в Москву судью Гуляницкого с сообщением о состоявшейся встрече с посланцем польским. А он, Хмельницкий, по своей искренности к царю и его народу, советует упредить вражеский замысел, направив на Смоленщину царские войска, а от Крыма и нашествия татарского принять оборонительные меры, а он всегда царю и народу его верный помощник и готовый для того со всеми войсками своими казацкими. Царь через посланца очень искренне поблагодарил гетмана и, снявши с себя дорогой крест, послал его в подарок Хмельницкому с заверением, что за такие искренние отношения будет он ему благодарным и самым надежным приятелем, а советы его обдумает со своими думными людьми и о том ему сообщит.