Мычка развел руками, произнес виновато:
— Я пойду, отдохну немного, и сразу вернусь.
Хозяин отмахнулся, бросил сердито:
— Давай-давай, да захвати миску с печки. Заодно и поешь.
Мычка подхватился, благодарно кивнув, направился к печи. Увлеченный работой, он и не заметил, как проголодался. Желудок предвкушающе квакнул, а рот наполнился слюной, когда в руках оказалась полная горячей похлебки миска. Повернувшись к хозяину, Мычка взглянул с вопросом, но тот лишь мотнул головой в сторону выхода. Осторожно, опасаясь расплескать, Мычка выбрался в сенцы, не глядя, надел сапоги, вышел наружу.
За работой да разговорами время пролетело незаметно, и Мычка с трудом дошел до сарая, в сгустившихся сумерках двигаясь едва не на ощупь. Дверь захлопнулась за спиной, отрезая от промозглого ветра и деревенских шумов. За несколько дней Мычка настолько освоился в сарае, что наизусть выучил в каком из углов что лежит, и где именно нужно нагибаться, чтобы не врезаться в провисшую потолочную балку.
Опустив миску на топчан, Мычка устроился рядом, подался вперед, так что исходящий от похлебки пар согрел лицо, а вкусный рыбный запах защекотал ноздри, некоторое время сидел, наслаждаясь предвкушением трапезы, наконец, не выдержал, выхватил ложку, зачерпнул, забросил в рот. Пока по языку разливалось горячее, проникало в глотку, неся с собой насыщение и жизнь, голова опустела, лишь сладким звуком отдавался стук ложки, да плеск падающих в миску капель. Когда же ложка заскребла по дну, а желудок наполнился приятной тяжестью, мысли вернулись вновь.
Отложив миску, Мычка было подался к выходу, но передумал. Двигаться расхотелось, надувшийся, как барабан шамана, живот тянет на топчан. Потоптавшись, Мычка присел, затем лег, дав себе зарок полежать совсем немного, пока съеденное не разойдется по телу, насыщая мышцы силой и пробуждая к жизни. Но, едва голова коснулась плаща, для большего удобства свернутого в тугой узел, глаза сами собой закрылись, а когда открылись…
Сквозь щели в стенах падают косые лучи луны, пылинки сверкают, медленно кружатся, опускаясь с невидимого во тьме потолка, на невидимый же пол. Наполненное приятной истомой, тело расслабленно, уши привычно подрагивают, улавливая и вычленяя из сонма шумов отдельные звуки. Где-то рычит пес, доносятся приглушенные голоса припозднившихся селян, весело щебечут птицы.
Возникло смутное ощущение чего-то неправильного, укрепилось, зазудело занозой. Пытаясь понять, что именно не так, Мычка нахмурился. На крыше, над самой головой раздалась переливчатая трель. Мычка охнул, с силой хлопнул себя по лбу. Ведь это не лунный свет сочится извне. Утро! А приглушенная речь вовсе не утомленное бормотание селян-полуночников — веселая перебранка.
Мычка подскочил, суетливо заметался. И как он мог проспать? Ведь прилег же совсем ненадолго. И что сказать хозяину? Ведь прошлым вечером тот наверняка ждал помощи. А гость, вместо того, чтобы отплатить сторицей за кров и кормежку, позорно заснул. Мычка продолжал метаться, когда дверь рывком распахнулась. На пороге обозначилась знакомая фигура. Донесся зычный голос:
— Вижу, уже поднялся. Что ж, самое время. Пойдем, поможешь с лодкой. Заодно и рыбалить научу.
Морщась от яркого света, Мычка выбрался из сарая. Чувствуя себя виноватым, он уже хотел объясниться, но хозяин лишь раздраженно отмахнулся.
— После поговорим. А сейчас пойдем, пока народ толком не пробудился. Успеем перемет сменить, да вернуться, чтобы тебя лишний раз людям не казать. А то, не ровен час, попадется кто, не с той ноги вставший.
Мычка окончательно проснулся. Как оказалось, не сильно и проспал. Солнце лишь едва-едва осветило верхушки деревьев, и деревня кажется вымершей. Даже собаки, местные бдительные стражи, не бродят вокруг, предпочитая зябкому утреннему морозцу нагретое место под крыльцом. Двигаясь вслед за хозяином, Мычка вертел головой, подмечая мелкие детали, отличающие быт местных от жизни родного села.
Не видя угрюмых лиц и настороженных взглядов, Мычка приободрился. Крепкий сон и свежесть утра изгнали дурные мысли, мир вновь стал прекрасен. Даже отталкивающее поведение поселян уже не казалось таким обидным. Он понимал, и где-то даже принимал опасения этих людей. Ведь не просто так село обнесли изгородью, не зря вложено столько сил, чтобы диких волков, опасных лесных хищников, превратить в верных стражей племени. Наверняка эти люди пережили много такого, о чем в его родном племени даже не догадываются. Оттуда и недоверие, оттуда и осторожность. Нужно лишь убедить их, что он не желает зла, перетерпеть неприятное, и тогда отношение изменится, из глаз исчезнет настороженность, а на лицах, вместо гримас отвращения, появятся приветливые улыбки.