Голос спутника хрипл и бесцветен. Видно и ему дорога далась нелегко. Если присмотреться, видно как посерело лицо, и с трудом, через силу, поднимаются руки, вытягивая отяжелевшее от намерзшего льда весло. Мычка ощутил, как в лицо бросился жар, окрасил пунцовым щеки. А ведь он подозревал этого человека в волшбе. Остается лишь благодарить судьбу, что тот, стоя позади, не видел отражения крамольных мыслей на лице спутника. Иначе осталось бы лишь броситься в реку, или уйти в лес, чтобы избежать жгучего позора. Ведь жители села бы тогда утвердились в своих опасениях - лесная нечисть не способна на благодарность, и достойна лишь одного - презренья.
Лодка коснулась берега, прошуршав по камешкам, замерла. С трудом выдернув увязшие в рыбе ноги, Мычка вышел на берег. Весло с грохотом вывалилось из рук, ноги подогнулись. Он упал на колени, а затем завалился на бок, испытывая несказанное блаженство оттого, что можно не двигаться, лежать, ощущая идущий от камней блаженный холод, несущий облегчение мышцам и успокоение душе.
Ушей коснулся надрывный крик, исполненный такого ужаса и боли, что Мычка невольно дернулся, приподнялся на руке, всматриваясь в мелькающее среди деревьев белое пятно. Крик повторился, пятно приблизилось, обернулось женщиной. Мычка всмотрелся пристальнее: распяленный в крике рот, растрепанные волосы, распахнутые в ужасе глаза. Женщина бежит с трудом, шатается, раз за разом оглядываясь, оскальзывается на снегу.
Женщина подбежала ближе. Исполненные страданья, глаза взглянули в самую душу, а на лице отразилась такая мольба, что Мычка не вскочил - взлетел.
ГЛАВА 8
- Что случилось?
Вопрос прост, но женщина не понимает, испуганная настолько, что от лица отхлынула кровь, а тело не переставая сотрясает крупная дрожь, лишь глухо стонет. Но вот рука протянулась, указывая в лес, а глаза наполнились слезами. Женщина всхлипнула, опустилась на землю, закрыв лицо руками, завыла, протяжно и жалобно.
Спрашивать бесполезно. Сознание женщины помрачено настолько, что она не понимает происходящего. Но что могло так напугать живущего в лесу человека? Или это не страх, что-то другое? Отчего даже вернувшись в деревню, будучи в безопасности, несчастная то и дело смотрит назад, простирает руки к лесу, словно взывая к чему-то, или... к кому-то?
Догадка вспыхнула молнией. Поддавшись наитию, Мычка рванулся в лес, понесся, следуя по уходящим в чащу следам. Деревья мелькают смазанными тенями, под ногами стелется серое покрывало хвои с редкими пятнами снега. Ноги несут легко, словно и не было изнурительного пути по реке, когда мышцы сводит а перед глазами плывет красное. Сердце колотится от волнения, а в душе расплывается сладкое предвосхищение. Наконец-то судьба повернулась лицом, и он сможет переломить отношение местных к себе и своему племени! Только бы успеть. Ведь женщина могла зайти слишком далеко, а возвращаться слишком долго.
Ноги замедлили шаг, и хотя продолжают движение, ступают насторожено и мягко. Уши задвигались, вычленяя среди лесных шорохов и звуков нужные, а тело напружинилось, готовое выплеснуть в едином порыве остатки сил. Ноздрей коснулся приторный запах. Тот запах, от которого шерсть на загривке поднимается дыбом, а в груди разрастается ледяной ком. Запах, что нагоняет на любое лесное существо ужас, заставляя в панике бежать, или сжиматься в комок, в ожидании неминуемой гибели. Так пахнет бер - владыка леса.
Слуха коснулись странные звуки, сопение и скулеж, будто где-то поблизости, в ожидании мамаши, возятся щенки. Напрягая слух так, что заныло под черепом, Мычка осторожно раздвинул ветви кустарника, выглянул. Впереди, совсем рядом, небольшая полянка. По краю стражами выстроились деревья-великаны, сверху холодно синеет небесное око. Края полянки густо заросли кустарником, обледенелые, лишенные листьев, ветви усыпаны гроздьями крупных кроваво-красных ягод, а в центре...
Мычка ощутил гордость. Он не ошибся. В центре полянки на белой тряпице восседают два карапуза: щеки измазаны красным, руки по локотки погружены в горку ягоды, откуда раз за разом вытаскивают полные горстки, засовывают в рот. Губы поползли в стороны, но взгляд метнулся дальше, и улыбка сникла, а к сердцу подкатил холодный ком. На противоположной стороне поляны, в кустах, маячит серое, слышится непрерывное похрустывание, то и дело доносится ворчание, прерывающееся смачным чавканьем. Бер!
Медленно, боясь малейшим шумом привлечь внимание хозяина леса, Мычка выдвинулся из кустов. Ступая, словно по тонкому льду, мягко зашагал к детям. Бер хоть и сильнее всех в лесу, но нападет редко, предпочитает лакомиться ягодами или половить рыбу в ручье, не брезгует и мертвечиной. Что делает бер в столь позднее время, когда прочие его сородичи давно спят в берлогах? Решил отведать последней ягоды, или волею случая пробудился, и бродит по лесу, не в силах обрести покой?
Мычка приблизился к детям, нагнулся. Только бы ребенок не закричал. Испуганный незнакомым лицом, карапуз заверещит, призывая на помощь мать, и все кончится. Неудачливый охотник даже не успеет повернуться, чтобы встретить смерть достойно, лицом к лицу. Хруст веток отдается в черепе оглушительным эхом, словно до кустов вовсе не десяток шагов, а совсем-совсем близко. Протяни руку - нащупаешь мохнатый бок. И не нужно поднимать взор, чтобы мышцы не размякли, а ноги не подогнулись от ужаса. Пусть лучше он до последнего будет видеть этих замечательных малышей, чем оскаленную маску смерти.
Один из малышей дремлет, ощутив прикосновение, лишь обхватил руку, крепко вцепился ручонками, так и не проснувшись. Второй играет с ягодой, пересыпает из стороны в сторону, сопровождая катящиеся красные шарики веселым гулением. Заметив тень, малыш поднимает голову, ненадолго замирает, его лицо принимает удивленное выражение. Рука замедлено тянется к малышу, пальцы цепляют за одежку, поднимают над землей. Остается лишь пристроить драгоценную ношу и уйти. И в этот момент лицо карапуза искажается испугом, рот открывается, исторгает пронзительный вопль.
Треск веток усиливается. Из кустов раздается недовольное ворчание, запах становится сильнее, пронзительнее. Сердце обрывается, а ноги слабеют. Ну вот и все. Хотя, есть еще шанс. Ничтожный, но есть. Главное, не смотреть. Тем более, если в руках нет крепкой рогатины, а рядом, плечо к плечу, не прикрывают надежные товарищи. Животные не терпят прямого взгляда, поэтому...
Земля сотрясается от тяжелой поступи, болью отдается в костях. Шорох превращается в грохот, рев становится все злее, яростнее. Подчиняясь неведомой силе, голова поднимается. Не смотреть, ни в коем случае не смотреть! Но нет сил противиться, и глаза поднимаются, вбирая в себя хозяина леса, постепенно, кусочек за кусочком, от кончиков лап, до вздыбленной на загривке шерсти.
Бер ужасен и, одновременно, величественен. Не зря его прозвали хозяином леса. Могучая, глыбоподобная плоть, покрытая толстым слоем сала и пластами мышц не поддается и рогатине, если ударить недостаточно сильно, мощные лапы с кинжалами-когтями, одним ударом хозяин леса ломает хребет гиганту-лосю, приплюснутый череп с глазами - бусинами, багровое жерло пасти, вместе с угрожающим рычанием исторгающее тяжелое зловоние.
Глаза в глаза. Мир исчезает, отодвигается вдаль, остается лишь взгляд. Исполненный тяжелого гнева взгляд хозяина леса давит так, что больно смотреть. Хочется опуститься на колени, трепеща лишь от одной мысли, что осмелился преступить дорогу, отдаться на волю сильнейшего. Но что-то глубоко внутри заставляет смотреть, сдерживая льющуюся из глазниц бера темную мощь. Ведь не зря племя охотников испокон века живет в лесу. Морозный дух холмов не только не гасит - раздувает пылающий в груди каждого яростный огонь жизни, что заставляет противиться судьбе до последнего, даже если это последний вздох, удар, капля крови.
Бер зарычал, вздыбился, отчего разом увеличился почти вдвое, шагнул, раскинув лапы... и пропал. Лишь треск кустов, да недовольное фырканье, что вскоре затихли вдали. Мычка замедленно повернулся, на деревянных ногах двинулся в обратный путь. Разум отказывается верить, но в груди уже разрастается обжигающе сладкое чувство победы. Он выжил. И не просто выжил, а победил хозяина леса! Пусть не в бою, пусть без единой капли крови, но бер отступил, ушел своей дорогой, оставив поле сражения за человеком.