Увлеченный забавой, бер не видит девушку, но, стоит ей шевельнуться - смерть придет неминуемая и быстрая. Оголодавший с зимы, бер не откажется полакомиться свежим мясом, настигнет в два прыжка, ударит, разбрызгивая кровь, срывая мясо клочьями и ломая кости. Картина грядущего вспыхнула столь подробная и яркая, что Мычка захрипел, рванул ворот рубахи.
Неужели путешествие кончится, едва начавшись? Девушка, чью судьбу отдали ему в руки, умрет, а он сам, словно побитая собака, вернется к учителю, чтобы передать скорбную весть? Что скажет наставник? И как жить дальше с таким камнем на душе?
Мысли промелькнули яркой радугой, погасли. В груди пробудилось нечто темное и недоброе, подняло голову, взглянуло с угрозой. Губа поползла вверх, обнажая клыки, ноздри расширились, со свистом втянули воздух. Крадучись, Мычка двинулся вперед. Разум предупреждает, нашептывает, кричит, требуя немедленно прекратить самоубийственную попытку, бежать, пока есть возможность: изо всех сил, без памяти, без оглядки. Но внутри уже зародилась ярость, взвихрилась, закручиваясь в тугой узел неистовства и гнева. И разум отступил, затаился, испуганный бушующей в теле древней силой.
Шаг, еще один. Медленно, очень медленно, чтобы зверь не учуял, не повернулся, иначе и без того ничтожные шансы на победу пропадут вовсе. Ноги согнуты, а руки разведены. Сила распирает, рвется наружу, еще немного, и мышцы не выдержат напора, лопнут. Но в этой борьбе руки не оружие, даже на самом пике сил человек не противник хозяину леса. Об этом молчит разум, но знает тело. Схватка без оружия - смерть. И руки тянутся к плечам, туда, где, приподнимая плащ, рожками торчат рукояти мечей.
Тихий, едва слышный шорох металла, и руки враз становятся длиннее. Два тонких блестящих жала покачиваются в такт, отчего сердце наполняется уверенностью, а губы расползаются в недоброй ухмылке. Шаг, еще один. Бурый валун все ближе. Еще немного, и можно ударить, воспользовавшись неожиданностью, уязвить противника в чувствительные места. А там, кто знает, возможно бер просто покинет лагерь, испуганный внезапной болью. Так что останется лишь отпраздновать победу. Но это будет после, а пока нужно пройти еще немного. Шаг, еще один.
Бер заворочался, недовольно заворчал, замедленно повернул голову. Их взгляды встретились, человек и зверь застыли, оценивая друг друга. Огромный хозяин леса, хоть и отощавший за зиму, но по-прежнему невероятно могучий, и охотник, что, не смотря на блестящие полоски металла, лишь бледное отражение противника.
Бер оскалился, взревел, крутанулся с неожиданной для такой комплекции скоростью. Громадная пасть распахнулась, обдала смрадом, зубы сомкнулись с гулким стуком, едва не отхватив вершиннику часть лица. Но Мычка ждал. За мгновенье до того, как челюсти должны были стиснуть голову, ломая кости и выдавливая мозг, он откачнулся, руки взметнулись крыльями, нанося ряд несильных, но болезненных ударов.
Брызнуло теплым, шкура хозяина леса обагрилась красным. Не ожидав отпора, бер отпрянул, замотал головой, будто приходя в себя после хорошей оплеухи. Но время расслабления еще не настало: силы по-прежнему не равны, а раны, что больше напоминают царапины, лишь разъярили зверя. Бер напал вновь.
Мычка увернулся опять, и вновь, как и в первый раз, клинки угрожающе взвыли. Руки содрогнулись от удара, мечи словно наткнулись на камень, настолько крепка кость хозяина леса. Однако, удар не прошел даром, бер взвизгнул, отскочил, но лишь для того, чтобы броситься вновь. На этот раз Мычка увернулся с трудом, чудом избежав удара лапы, бросился на землю, перекатился, вскочил, слепо рубанув крест на крест. Хряснуло, на лицо брызнуло теплым, а уши заложило от рева ярости и боли.
Удар. Прыжок. Уворот. Мир вертится без остановки. В глазах плывет, а в висках стучат молоточки. Руки раз за разом взмахивают, стараясь попасть в мельтешащее рядом серое пятно. Воздух грозно завывает, вспарываемый отточенными клинками, давит тяжелым ревом беснующегося зверя. Удар. Прыжок. Удар. Мышцы стонут от напряжения, бросая тело то в одну, то в другую сторону. Вблизи, обдавая потоком воздуха, проносится нечто массивное. Уже не понять, то ли это по-прежнему бер, то ли рядом, рыча и размахивая лапами, прыгает жуткий лесной дух, вселившийся в плоть зверя чтобы испытать силу охотника.
Воздуха не хватает. В груди пылает всесжигающее пламя, отчего ребра ходят ходуном, а рот раскрывается, как у выброшенной на берег рыбы. Лицо и руки покрыты красным, хвоя в десятке шагов вокруг испятнана кровью зверя, но бер как будто не замечает ран, словно опытный охотник, не обращающий внимания на оставленные острыми ветвями пустяковые царапины, как и прежде, раз за разом бросается вперед, в страстном желании раздавить врага, отнять жизнь у дерзкого, что посмел бросить вызов самому хозяину леса.
От сильнейшего удара немеет плечо, рукав стремительно напитывается теплым, тяжелеет, враз потерявшие силу, пальцы едва удерживают оружие. Еще немного, еще чуть-чуть! Выплескивая остатки сил, нужно продержаться, превозмочь, сцепив зубы, преодолеть подступающую слабость. Ведь неподалеку затаилась девушка, сжавшись от ужаса, ожидает окончания боя. Нужно победить, обязательно нужно. Даже если потом, истекая кровью, останется лишь умереть. Этот бой нужно выиграть.
Удар. Удар. Удар. Рев становится тише, а серое пятно замедляется, движется с трудом. Хотя, вероятно, это лишь иллюзия, вызванная запредельным усилием. По-прежнему кажется, что движения быстры, а реакция молниеносна, но на деле он едва шевелится, с трудом передвигая одеревеневшие ноги. И вновь удар, удар, удар.
Увлеченный вложенной в удар силой, Мычка подался вперед. Ноги наступили на мягкое. Он с трудом удержался чтобы не упасть, остановился, невидяще глядя в пространство. Мир перестал вращаться, и хотя в голове по-прежнему гудит, взгляд сфокусировался. Возле ног распростерся хозяин леса: шкура висит лохмотьями, многочисленные раны кровоточат, язык еще трепещет, а из горла рвется хрип, но глаза уже застилает пелена смерти.
Собрав силы, Мычка перехватил меч двумя руками, размахнулся, целя в то место, где, в прочнейшем панцире из ребер и мышц, находится уязвимое место. Руки тряхнуло, всхлипнув, дернулся бер. Безжалостное лезвие клинка пронзило сердце, навсегда успокоив хозяина леса.
Мир покачнулся, клинок вывалился из обессиливших пальцев. Мычка замедленно осел, уже не видя, как от дерева, размазывая слезы по лицу, в его сторону метнулась хрупкая фигурка. Картинка выцвела, звуки исчезли, и он провалился в черную пучину беспамятства.
ГЛАВА 8
Мычка открыл глаза. Сквозь сплетенье ветвей струятся потоки светила, там, где лучи касаются кожи, разливается приятное тепло. В стороне, невидимый, потрескивает огонь, доносится терпкий запах дерева и сгоревшей хвои. Не поворачивая головы, Мычка скосил глаза. Возле костра скукожилась Зимородок, обхватив себя руками за плечи, покачивается в такт неслышимой мелодии. В этот момент девушка показалась так хрупкой и беззащитной, что заныло сердце. Захотелось подойти, обнять, укрыв от опасностей окружающего мира, безжалостного и сурового.
Мычка пошевелился, привстал, опираясь на руки. Мышцы ощутимо ноют, в висках постреливает, но в целом, кажется, все в порядке. Вот только правая рука занемела так, что почти потеряла чувствительность. Он повел плечами, разгоняя кровь. Руку прострелило болью. Охнув, Мычка схватился за плечо, пальцы наткнулись на уродливый нарост, отдернулись. Он повернул голову, взглянул с опаской, боясь увидеть обрывки мышц и куски кости.
На плече прилепилась повязка. Бурая от засохшей крови, вся в зеленых прожилках, повязка напоминает растекшуюся от старости жабу. Мычка принюхался к едва уловимому запаху трав, потыкал пальцем. Повязка сидит удобно, не слишком туго, чтобы передавить сосуды, но и не сползает. От уложенных под ткань трав рану слегка пощипывает: ни гноя, ни сукровицы. Тот, кто накладывал повязку, явно знает толк в знахарстве.