Аленка стоявшая за Катенькой, долго молчать, не могла и начала рассказывать все подряд, что услышала сегодня в людской.
В течение нескольких минут ее речь лилась без остановки. Но вот в один момент Катенька ее прервала.
— Аленка, что ты сказала, у нас будет работать дурак? Настоящий!? Я боюсь! Может, он что-нибудь сделает не так или испортит.
— Нет, барышня, вы не дослышали, он был дурачком, а сейчас поумнел. — исправилась Аленка.
Гувернантка, которая не все понимала в быстром Аленкином треске, заинтересовалась
— О, это получаться был дурачок а стал умный, ведь так не бывает?
— А вот и бывает, — ответила Аленка, — Фекла Прововна его взяла для поручений, он вместе Лешки будет, тот в казаки пошел, будет при Илье Игнатьевиче в сопровождении.
При упоминании Феклы, Катенька поморщилась. Она не любила эту деревенскую девку, которой так увлекся ее отец, что сделал практически домоправительницей. Но ей хорошо запомнилось, как всего три года назад, когда она сказала Фекле что-то грубое, отец молча увел ее в спальню и там самолично несколько раз ударил по попе тонким ремешком. После этого она прекратила нападки на любовницу отца, но этот случай отложился в памяти.
— Я хочу увидеть этого дурака, — заявила она непреклонным тоном.
— Барышня, Катерина Ильинична, так он еще грязный, в дранье таком приехал, пусть отмоется сначала, да шмотье свое сменит, — сказала Аленка и мечтательно вздохнула, — а уж пригожий какой, я таких отродясь, парней не видывала.
Эта фраза служанки решила все. Катенька встала и громко раздельно сказала:
— Я, хочу, увидеть ду-ра-ка!
Аленка поклонилась и унеслась из комнаты. Несколько минут спустя в столовую вошла Фекла, она была одета достаточно скромно, но Катенька хорошо знала, сколько стоит такая парижская скромность.
— Катюша, — сказала она, — ну, что ты, как маленькая девочка, ты ведь уже взрослая дама, и должна думать о своих поступках. Ну, подумай сама, в нашу столовую мы приведем этого крестьянина, он в грязной одежде, у него могут быть клопы, вши, Погоди немного, он сегодня сходит в баню, его переоденем, бекешу Лешкину старую дадим, вот тогда и смотри на него, сколько хочешь.
Катя фыркнула и отвернулась к окну. Но вскоре повернулась и сказала:
— Ладно, считай, что ты меня убедила, но чтобы к вечеру я его увидела.
Николка опустошил тарелку и задумчиво поглядел на горшок, в котором еще оставалось немного щей.
Угрюмая старуха неожиданно улыбнулась беззубым ртом и спросила,
— Что внучек, добавки ждешь?
Николка замялся, не зная, как к этому отнесется повариха.
— Да я бы не против еще щец подъесть, — смущенно пробормотал он.
Старуха взяла его миску и налила гущины с самого дна, где было еще несколько кусочков мяса.
— Смотри-ка, нашей Прасковье молодец по душе пришелся, — раздался удивленный возглас одного из мужиков, и в ту же секунду раздался чмокающий звук удара деревянным черпаком о его лоб.
— Ну, что Потап, ты тоже добавки хочешь, — усмехаясь, спросила повариха.
Потап, почесывая ушибленное место, буркнул.
— Да ну тебя, даже и пошутковать нельзя, сразу дерешься.
Прасковья неожиданно разъярилась.
— Я тебе пошуткую, нашел место, люди здесь едят, молитву возносят Господу, за хлеб насущный, а он тут шутковать вздумал, смотри Потапка, еще получишь.
Народ постепенно начал расходиться и тут появился молодой статный парень, немногим старше Николки.
— Ты, что ль будешь, Николай Лазарев? — спросил он.
— Ну, я, — ответил переевший Николка.
— Тогда давай собирайся, приказано тебя в баню отвести, и одежу сменить.
Николка кинул взгляд на бабушку, но та замахала руками.
— Иди, иди касатик, куда зовут, я уж тут сама разберусь, что к чему.
Николка и его сопровождающий медленно шли к бане, которая дымилась на берегу у речки. Когда они зашли, за какой-то амбар, парень неожиданно развернулся и ловко ударил Николку в ухо. Вернее он так думал, что ударит. Сам Николка даже не понял, что произошло, его голова без участия сознания отдернулась в сторону, а он автоматически отошел влево, нападавший вслед за своим кулаком пролетел мимо и упал на мерзлую землю. А Николка стоял, и ошалело смотрел на ворочающегося, на земле парня.