Он развернул тряпицу, в которой Кторова дала ему еду. Там лежало две небольших луковицы, ржаная лепешка, и в отдельной тряпице немного творога.
Дурачок быстро съел все, что лежало на тряпице, громко чавкая и кашляя от жадности. Потом он с сожалением посмотрел на пустую тряпку, осторожно собрал с нее все крошки и кинул в рот. Но тут одна их самых крупных крошек упала в щель между корнями дуба. Он запустил туда палец, но достать крошку не смог. Тогда он обломил ветку и попытался выковырять эту крошку. Ветку от листьев он не догадался очистить, и она почти не пролезала в щель. Тогда он встал и пошел в кусты, туда, где у деревенских был спрятан общинный топор, которым вырубали жерди для стогов.
Вновь усевшись у корней, он начал расширять щель, вырезая кончиком топора кусочки коры и древесины. Периодически он пытался достать пальцем заветную крошку, но пока ничего не получалось. Неожиданно топор скрежетнул по чему-то. Мыколка нажал еще раз и из корня дуба вывалился черный блестящий камушек.
Удивленный парень сразу забыл о хлебной крошке и стал пристально разглядывать находку. Камешек был правильной округлой формы, с едва намечающимися гранями, в его глубине, казалось, мерцают оранжевые искорки.
Оставшееся до конца пастьбы время, дурачок любовался своей находкой.
Но время торопило, и он сунул камешек в свою торбу, и быстро собрав в стадо лежащих и жующих жвачку коров, отправился с ними в деревню.
Когда он подходил к околице, там было непривычно многолюдно, сегодня он опоздал с приходом почти на полчаса, и это встревожило баб, привыкших, что пастух приходит всегда вовремя. Но радость, оттого, что с их Пеструхами и Белянками ничего не случилось, пересилило тревогу, поэтому Мыколке никто ничего не сказал. Только несколько босоногих мальчишек, сопровождаемые своими младшими, вообще голожопыми братьями и сестрами, громко кричали свою обычную дразнилку, на которую, как обычно Мыколка не отвечал.
Дома, его встретила заплаканная бабка.
— Баба, не плакай, нет плакай, — заговорил Мыколка, глупо ухмыляясь, и заплакал вместе с ней.
— Ох, горе ты мое, Мыколка, — вздохнула бабка, — осень уже на дворе, что будем делать, ума не приложу. Рожь мы не сеяли, в батраки тебя не берут из-за малоумия. Лето кое-как прожили, а что зимой делать будем? Единственное что на ум пришло, возьмем мы с тобой суму и по миру пойдем, может, дотянем до весны, ежели бог даст. А нет, так приберет Господь, и похоронят нас где-нибудь.
— Приберет, приберет, приберет! — начал повторять понравившееся слово Мыколка.
— Никшни! — крикнула бабка, — не накликай беду дурак
Мыколка испуганно замолк и уселся на лавку, выудив, откуда-то обгрызенную деревянную ложку.
— Ладно, вздохнула бабка, — поснидаем, что Господь послал, и поставила на стол горшок с кашей.
Вечером, Мыколка лежал на развернутом, на земляном полу тряпье и пытался рассмотреть в темноте свою находку. Бабка уже храпела на печке, едва теплой после топки остатками хвороста. Он крутил камень и смотрел на игру искорок в нем. Они сходились, сливаясь, вновь расходились, потом на одной грани появилась одна большая искра, и он решительно нажал пальцем на нее. И это прикосновение изменило его жизнь.
На Земле, впервые за последние десять тысяч лет вновь прошло колебание эфира.
Сообщение: К Искину АР-345, Модуль ХХ02 — вошел в контакт с аборигеном, попытка создать контакт не удалась. Нарушены мозговые нейронные связи реципиента. Ожидаю распоряжений.
Искин разведывательного бота АР-345 модулю ХХ02, немедленно передать схему нарушенных связей реципиента на мои коннекторы, исключить возможность потери модуля реципиентом. Приступить к фазе 09, не дожидаясь, согласия аборигена.
Утром бабка, встала, как обычно еще в темноте.
— О-хо-хо, — скрипела она, — болят старые косточки. Ох, надо бы лопуха приложить, может, хоть колено ныть перестанет.
Она присела на лавку и горестно посмотрела на спящего, на полу, внука. Во сне тот разметался и скинул рогожу. Бабка смотрела на могучее тело юноши и думала свою обычную думу.
— Ну, вот почему Господь ума ему не дал, за что такая напасть на Лазаревых нашла. Когда семнадцать лет назад ее невестка родила первенца, семья была не в пример больше чем сейчас, живы были и ее родители, и все дети. И вот появился первый внук. Но потом, когда он пошел только в два года, и не заговорил в три, в деревне пошел слух, что Коленька — дурачок… Наверно это как-то повлияло на невестку, потому, что она больше не беременела много лет. А ее сын повадился пить горькую. И хотя с оброком они справлялись, но семья стала нищать. В прошлом году же свалились сразу все несчастья, ее сын — отец Мыколки провалился под лед на извозе и вскорости умер. А его жена, забеременев, под тридцать пять лет, умерла в родах весной вместе с рожденным ребенком. Вот и остались горевать бабка с внуком дурачком. Такие невеселые мысли бродили в голове у бабки Глафиры, когда она начала расталкивать еще спящего Мыколу.