— Персонал почти весь разбежался. Во всем здании если пару сестричек найдете, то считайте: вам сильно повезло. Один Семен Петрович за всех работает. Даже уколы делает. Добрейшей души человек. Всегда куревом угощает. Кстати, у вас сигаретки не найдется? К дуболомам неохота спускаться. Да и жадные они…
— Мы не курим, — с сожалением проговорил Барсуков. — Так что же нам — самим по палатам шастать?
— Это сколько угодно, — фиолетовый резко утратил к ним интерес. — Войти сюда трудно, а уж коли вошли — никто не остановит. И сидеть можно, хоть до ночи. Повезло вашему знакомому. А моих домашних не пустили. Они мне плакат написали, внизу во дворе стояли. Не пускают, мол, Толян, извини. Пирожки передали, а пузырь — не разрешили. Сдохнуть можно от такого поста. Лечить — не лечат, а трезвенников делают.
С этими словами он стал спускаться, печально покачивая головой.
— Подождите, — окликнула его Саша. — А чем вы таким больны, что к вам не пускают?
— Не бойсь, мы не заразные, — хмыкнул фиолетовый. — Все здесь болеют одинаково. Синюхой. А мы, значит, все тут — синяки… А как лечить, никто не знает.
— Повезло! — сказала Саша, когда «синяк» исчез из виду. — Такое в эфире показать и можно на пенсию собираться.
— Ты снимала, что ли? — не без восхищения спросил Барсуков.
— Нет, так, помаду в сумке искала, — ответила она.
— Люблю профессионалов, — хмыкнул полковник. — Ну, что — по палатам прогуляемся или сразу к Семену Петровичу?
— Я бы прогулялась, — ответила она. — Охраны внутри, похоже, нет.
— Да, странно… — пробормотал Барсуков. — Персонал разбежался. Охраны в коридорах нет. Может быть, это действительно что-то заразное?
— Думаешь, синего тебя мама будет меньше любить? — рассмеялась девушка. — А подчиненные слушаться перестанут?
Барсуков немного подумал и развеселился от той картины, которую себе представил: он у себя в кабинете с синим лицом распекает нерадивых сотрудников. И синими руками машет, как Фантомас. Ничего. Люди с малиновыми лицами и фиолетовыми носами во многих кабинетах сидят, и никого это не удивляет. Только не хотелось, чтобы его из Барсука в Синяка переименовали. Да чтобы дома кот Кешка и собака Клякса шерсть вздыбливали.
— А ты моду новую откроешь, — сказал он. — Фиолетовыми волосами уже никого не удивишь. А тут появится телеведущая с новым модным цветом лица.
— И полоски нарисую желтенькие, — не стала спорить Саша. — На подбородке. Ну что же… Экскурсию объявляю открытой. Прошу вас, господин полковник.
— Благодарю, мадемуазель, — фыркнул Барсуков.
Экскурсия оказалась занимательной и плодотворной. Барсуковы, подобно озорникам-школьникам, распахивали двери, валяли дурака и вообще вели себя довольно артистично, не только по системе Станиславского, но и по системе Мейерхольда, Вахтангова и Ежи Гротовского. Одно было неизменным: Саша постоянно копалась в сумочке либо судорожно поправляла мобильник. Завидя новых персонажей в больнице, синие и фиолетовые пациенты стряхивали с разноцветных лиц безнадежную больничную дрему, а узрев полковничий мундир на Николае Трофимовиче, торопились пожаловаться на судьбу и воззвать к справедливости.
Дабы раньше времени не столкнуться с главным врачом больницы, Барсуковы миновали второй этаж и оказались в коридоре третьего, который поражал мертвящей тишиной, мрачностью и совсем не больничным запахом. Почему-то здесь пахло квашеной капустой. Освещался коридор одной-единственной тусклой лампочкой в тупике возле грузового лифта.
— По-моему, это морг, — мрачно пошутила Саша.
— В морге не пахнет кислой капустой, — возразил Барсуков.
— Мне что-то расхотелось посещать болящих, — робко проговорила она. — И здесь слишком темно для съемки.
— Струсила? — бодро произнес Николай Трофимович и со словами «Здравствуйте, товарищи!» решительно толкнул дверь в одну из палат. Александра осторожно протиснулась следом.
Синхронно скрипнули кровати и шестеро мужчин разного возраста приподняли головы с подушек.
— Здравия желаем, товарищ полковник! — просипел сухощавый старичок, лежавший ближе всех к двери, и почему-то захихикал.
— Это не полковник, это твой сон, — отозвался другой больной, мужчина средних лет с острой, слегка голубоватой мушкетерской бородкой. — Скажешь, и девушку красивую видишь рядом с полковником?
— И девушку вижу, — согласился старичок.
— Точно глюк, — сказал «мушкетер». — С какой стати тебя полковник и красивая девушка навещать станут? Эй, ребята, чьи это родственники?