И это было пострашнее перспективы уехать послом на маленький остров…
Недолицымов сказался было больным. Ему и правда нездоровилось. Давление подскочило, сердчишко колотилось. А тут еще визит телевизионщиков, которые вели себя совершенно беспардонно. Особенно эта госпожа Калязина, про которую говорят, что у нее связи в Смольном на самом верху. Поэтому и выставить он ее не посмел, и тон ее невежливый терпел. Но Никита Петрович не сидел бы в кресле мэра ни одного дня, если бы привык сдаваться ни за понюшку табаку. На другой день после митинга он собрал своих заместителей, вызвал директора химкомбината, приказал обслужить комиссию по первому разряду. А сам с главным иностранным инвестором в своем кабинете три часа наедине беседовал. Ну, не считая, конечно, переводчицы. Переводчица была молоденькой, глупенькой, ничего в тонкостях совместного бизнеса не понимавшей. Недолицымов специально такую в администрацию на работу взял. Он был уверен, что обслугу надо держать безмозглую. Чтобы дело делала, а в суть дел хозяйских вникнуть не могла. Вот и эта девка толмачила, но в содержание не вникала. До такой степени, что это иногда затрудняло понимание. Но как-то разобрались… Последние документы подписали, обмен сувенирами и рукопожатиями осуществили. Инвестор похвалил мэра за оперативность — еще все точки над «и» расставлены не были, а работы по договору уже начались. Очень это понравилось капиталисту. Такой вот западный подход к делу. И уверенность в успехе.
А когда инвестор отбыл из кабинета, Никита Петрович вызвал своих главных «силовиков», прежде всех Сорокина. Хотел он им хвосты накрутить. Но не получилось. Потому что они опередили его с новой информацией. От которой у Недолицымова опять давление подскочило.
— Неприятности у нас, Никита Петрович, — с порога начал Сорокин. — Журналистку-то нашу не удалось взять. Ушла она. Вместе с сообщниками. Наши ребята только-только ее за жабры хотели взять, а тут какие-то хмыри не пойми откуда выскочили и… увезли в неизвестном направлении.
Мэр вообще Сорокину верил. Потому что тот до недавней поры его никогда не подводил. А теперь вон как обернулось…
— Ну, спасибо тебе, Володя, — Недолицымов картинно поклонился. — Я думал ты ко мне с хорошими вестями наконец-то пришел. А ты еще одну гадость тащишь. Это как так понимать, с сообщниками? И почему в неизвестном направлении? Твои орлы лупоглазые проследить не могли, куда они поехали?
— Машина у них сломалась… — глухо проговорил Сорокин. — То есть вовремя не завелась. А когда завелась, их уже и след простыл.
Тут уж Недолицымов не выдержал — выругался от души, трехэтажно. А потом безо всякого выражения, как робот, произнес:
— И что ты собираешься делать дальше?
— Как прикажете, — нахмурившись, сказал Сорокин. — Могу в отставку подать.
— А работать здесь я один буду! — обессиленно простонал мэр. — Ты мне по существу докладывай.
— Будем искать, — Сорокин распрямил плечи. — Нам известен номер машины, на которой они уехали. Это ниточка. За нее тянуть будем. Но вы же знаете, Никита Петрович, у меня хороших оперативников раз-два…
— Это я знаю! — рявкнул Недолицымов и почесал подбородок.
— Можно с Питером связаться, — предложил Сорокин. — Попросить бригаду… По нашим каналам. Нам сейчас люди очень пригодились бы.
Мэр пронзил его злобным взглядом.
— Чтобы нас на всех углах стали склонять? — заорал Недолицымов. — Может быть, еще в МУР позвоним? Или министра побеспокоим? — Он выругался и схватился за сердце.
Путь машины, в которой увезли Александру Барсукову, проследить удалось. Нет, не потому что Фанни и Бьерн смогли развить скорость, равную скорости хорошего автомобиля. Хотя и крутили педали они изо всех сил, но все же велосипед — не автомобиль. Однако им повезло. «Форд» петлял по улочкам Новоладожска с небольшой скоростью и недолго. Было похоже, что шоферу не удается найти нужный адрес. А остановился «форд» возле трехэтажного кирпичного дома, каких в Новоладожске было множество — когда-то такое жилье считалось элитарным, и обитали в нем инженеры, сотрудники химических лабораторий комбината, учителя, врачи и прочая интеллигенция. С тех пор много воды утекло, кирпичные дома ветшали, жильцы за копейки продавали свои квартиры, а то и просто оставляли их, перебираясь кто в славный город Питер, кто в пустующие деревенские домишки под Новоладожском.
Дом, в который привезли журналистку выглядел почти нежилым. После этого Бьерн был готов согласиться с Фанни — если пленника привозят в нежилой дом, ничего хорошего ждать не приходится. Он совершенно растерялся, не понимая, что делать дальше. Вызвать милицию? Но ведь из телевизионных сюжетов, которые они видели еще в Питере, было понятно, что милиция тоже не прочь заполучить Александру. Да и прекрасно знал Бьерн российскую милицию. Скорее всего на их вызов просто никто не отреагирует. А освобождать пленницу своими скромными силами было безумством. Из размышления его вывел голос Фанни.
— Подержи, пожалуйста, мой велосипед, — решительно проговорила она. — А я схожу на разведку.
— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Какая разведка? Если это бандиты, от тебя мокрого места не останется.
— Ничего не случится, — Фанни помотала головой. — Мало ли что нужно девушке в этом доме! Может быть, я друга ищу? Брыкина — вот!
— Будешь звонить в каждую дверь? — Бьерн схватил Фанни за руку, пытаясь удержать от безумного поступка.
— Здесь не так уж много дверей, — заметила девушка.
— Тогда ты держи велосипеды, а я схожу, — сказал он.
— Ты не годишься, — ответила Фанни и высвободила руку. — Маленькая рыжая девчонка вызовет у бандитов меньше подозрений, чем такой мощный атлет, как ты.
Бьерн расцвел от такого комплимента и потерял бдительность. Фанни рванула к дверям подъезда и исчезла за ними.
3. Без женщин жить нельзя на свете…
Чем бы и когда бы ни был озабочен майор Мелешко, он не мог не замечать встречавшихся на его пути женщин. Завидев представительницу слабого пола он ощущал в своей душе небывалый подъем, а если дам вокруг было много, у него начинала кружиться голова. Потому что нравились Андрею женщины, ну что тут поделаешь. Ему нравились все они без исключения — худые и толстушки, серьезные и хохотушки, молодые и зрелые. Он сходил с ума от стройных и не очень ножек, от зеленых, голубых, карих глаз, пышных и приглаженных причесок, от ярких нарядов, от маечек, брюк и юбок, от обнаженных загорелых полосок тела, от походок… В общем, что тут говорить? Мелешко воспламенялся от всего, что имело отношение к женщине.
Сидя в кафе под открытым небом на одной из центральных улиц Новоладожска, он потягивал теплое пиво, продумывал планы поиска Александры, но при этом не мог отвести взгляда от компании молоденьких девушек, веселившихся за столиком неподалеку. Девушки были разные, но все они ему нравились. Скажи ему сейчас: выбирай любую девушку, и она будет твоей, но только одну, он бы впал в ступор, подобно Буриданову ослу. Потому что как можно было выбирать? Ему нравилась и худенькая, бледная девушка в маечке, обнажавшей восхитительный пупок, и загорелая полноватая блондинка с насмешливой улыбкой, и черноглазая кокетка с обалденно длинными ногами и звонким смехом. «Я схожу с ума, — подумал Мелешко. — Мне нужна она. И она. И она. Они нужны мне все. По отдельности и сразу. Несмотря на то, что сейчас следует думать совсем о другом». Он набрал в грудь воздуху и уже было поднялся, дабы отправиться на штурм или, напротив, спастись бегством, как девушки повернули головы в одном направлении и огласили площадь радостными воплями. Мелешко тоже повернул голову. И почувствовал, что не может дышать. Потому что к столику девушек направлялась королева. «А еще говорят, что в природе не бывает совершенства», — с восторгом подумал майор.
Девушка не шла, а словно парила по воздуху. Белокурые локоны развевались на легком ветру, высокая грудь слегка колыхалась, бедра безупречной формы призывно покачивались… «Бежать, скорее бежать отсюда!» — приказал он себе, но через секунду забыл, что собирался делать, зачем пришел сюда и откуда, и вообще на каком свете находится. Звуки девичьих голосов входили в его сознание волшебной музыкой, и он не сразу проникся смыслом этих звуков. А между тем девушки беседовали. И смысл в их беседе присутствовал. И через некоторое время дошел до Мелешко.