Повара, одетые в одинаковые белые халаты и шапки, развозили традиционный завтрак - манную кашу и противный кофейный напиток, вовсе не напоминающий вкусом свое название.
Иван Дурак лениво поковырялся в покрывшейся коркой каше, из которой выпирали три противных комочка. Один их вид вызывал не самые приятные чувства, и с сожалением парень подумал, что деревня от лагеря далеко, и придется голодать теперь до обеда. Ипполит Кощеев ходил между столами и расхваливал детям и подросткам вкус манной каши.
Младшие отряды его слушались и усердно глотали эту несъедобную пищу, а старшие делали вид, что поедают кашу. Когда же Кощеев отходил подальше, выбрасывали содержимое ложек кто в окно, кто под стол.
Одному человеку утреннее меню пришлось по вкусу - Юльке Шаулиной. Третий отряд уже пообещал вожатой, что молиться на нее будет, так как девушка (или не девушка) уничтожала уже пятую порцию противного снадобья, а детишкам подставляла опустошенные тарелки. Фокусов этих Кощеев не видел, поэтому он то и дело хвалил то одного, то другого школьника из отряда Юли.
– Как ты можешь есть эту отраву? - не унимался Иван.
– Ты что, - удивлялся Тутанхамон, - это же вкуснейшая манна.
– Небесная, - хихикнул в кулак программист.
А во время завтрака Ипполит Кощеев опять устроил очередную линейку прямо на территории едальни. Никому, кроме Юли Шаулиной, это скучнейшее мероприятие, естественно, не было нужно. Ей так хотелось стоять на месте Ипполита и вещать что-нибудь очень важное всем отдыхающим, но… не давали ей осуществить своей мечты.
– Знаешь, Юля, - заговорщически посмотрела на вожатую Милли, - а в этом лагере иногда готовят суперблюда. Съешь их за нас?
– Смотря что, - пожала плечами девушка.
– Ну, - ребенок ясными зелеными глазками посмотрел в потолок, - супчик с человеческим пальчиком или пирожки с ногтями, можно еще волосы в супе отлавливать. А иногда в печенье красителя много положат, и оно становится красным-красным, как в одном страшном анекдоте, а еще…
Но Юля уже не слушала речей девочки, она выбежала на улицу подышать свежим воздухом. Пока она отсутствовала, начальник объявил, что завтра будет 'Музыкальный день', и что каждый отряд на вечернем концерте должен исполнить песню собственного сочинения.
После обеда всем выделили по часу для репетиции в актовом зале, где имелось пианино и разломанная балалайка.
– Если мы будем каждый день заниматься этим маразмом, мы не найдем того, кто хотел убить Наташку, - шепнул Иван на ухо Тутанхамону.
– А ее ли? Простынка-то чуть тобой не отужинала, - напомнил он.
Программист огляделся. Вокруг были детишки из отряда, а расстраивать их тем, что они пропустили операцию по уничтожению черной простыни, очень не хотелось.
– Юля, когда мы песню репетировать будем? - Милагрес и еще одна девочка не отставали от вожатых.
Иван, засунув руки в карманы, шел быстро, не оборачиваясь. Хороша работенка, ничего с напарником не обсудишь, то тут дети, то там дети.
– Мы исполним балладу! - подняв указательный палец вверх, заявил программист, посмотрев на восхищенных подростков. - Про Ивана Дурака.
– Нет! - выпрыгнул наперерез вожатому высокий рыжий очкарик. - Давайте лучше мою поэму. Я Вася Белочкин.
– И что? - кисло посмотрел на него Иван. - Кстати, нет в нашем отряде…
Мальчик, потупив взгляд, пробубнил:
– Вообще-то, моя фамилия Паршивич, но когда я буду получать паспорт - стану Белочкиным. Потому что эта фамилия больше подходит к моему творчеству, вот послушайте…
Тутанхамон подозрительно глянул на напарника, но тот попросил его занять детишек делом, а сам направился в комнату писать текст на пару с вундеркиндом Васей.
Творение свое программист закончил очень скоро, тем более с таким энергичным соавтором. Муза у Ивана если примется за работу, то не отстанет, пока парень не поставит последнюю точку в сочинении нетленного произведения. Думать долго он не стал, а лишь переиначил имена и написал белый стих о своих приключениях 'в землях Кемета'.
Напарник хотел забраковать сценарий, шепча на ухо Ивану, что сюжет прозрачен, детишки не дураки, поймут, о ком сие творение. Но программист взял все в свои руки и принялся разучивать слова баллады с подопечными. Каждый куплет исполняло по три человека. Начинали рассказ черноволосые девчушки, они пели о колдунье, возжелавшей подчинить себе чужие судьбы. Потом вступала Милагрес и два мальчика с рассказом о невинной деве, которая ждала своего принца.
Юля Шаулина, слушая историю о Маше, покраснела до кончиков ушей и выбежала из корпуса. Пускай сами репетируют.
Ей некуда было пойти. Везде в лагере сидели компании из разных отрядов, сочиняющие и заучивающие тексты песен. Кто-то из детей пел очень хорошо, чьи-то слова оставляли желать лучшего. Но ничего из этого не интересовало агента. У него на душе было неспокойно.
Словно тревожный звоночек звал его, намекал, просил поспешить. Вот он пробежал мимо спасенной Наташки, которая в обнимку со своим напарником сидела на краю песочницы, чуть не ставшей девушке могилой. Вокруг них водила хоровод дюжина детишек лет десяти от роду и напевали 'Чунга-чанга, в… три гвоздя, чунга-чанга, вытащить нельзя'. Вожатый играл на гитаре, а Наташка безудержно смеялась.
– У нас лучше, - сказал сам себе Тутанхамон и повернул к изолятору.
Лес звал его. Он торопился. Вскоре он миновал и полянку-курильню, где спугнул троицу наркоманов из старших отрядов, а потом и то место, где они с Иваном вчера говорили с Бастет и Себеком. Трава в лесу была по пояс, густая, жесткая. Она больно секла ноги, с трудом сминалась подошвой. Такой растительности в Кемете он никогда не встречал. Надо будет исследовать, сделал себе заметку на память Тутанхамон, и продолжил идти вглубь леса.